Александр Гребенко: «По мере выхода из кризиса банки будут в очередь стоять к кредитным брокерам»

Генеральный директор компании «Кредитный и Финансовый Консультант».

– В последних поездках по России я заметил такую вещь: в крупные города кризис пришел с определенным «отставанием» от Москвы, но сейчас переживается гораздо тяжелее. В Петербурге это так?

– Смотря в какой сфере. Если мы говорим о рынке недвижимости, то здесь кризис действительно сильнее ударил. По загородной недвижимости, по рынку земли просто все встало. Те ценовые предложения от покупателей, которые на сегодняшний день есть на рынке, ни в коей мере не могут устроить продавцов, а спрос на те же, например, земельные участки остался максимум на уровне 10-20% от докризисного.

На рынке аренды коммерческой недвижимости – схожая ситуация. В центре Санкт – Петербурга, арендные ставки по офисам класса А упали в 2-3 раза. Наша компания сейчас за свой офис на Невском платит почти в три раза дешевле, чем прежде, а есть и альтернативные предложения еще на 20% ниже.

– Но при этом, как я заметил, по ценам съема квартир падение здесь меньше, чем в Москве?

– Видимо, в Санкт – Петербурге было недостаточное число тех, кто специализировался на сдаче недвижимости в аренду. Рынок был не перегрет. Инвесторов, вкладывавших деньги в квартиры под съем, в Москве значительно больше; а у нас рынок спроса достаточно широкий.

– Во многих разговорах с петербургскими финансистами я ощутил какой-то пессимистичный настрой. Такое ощущение, что финансовый Петербург замер в ожидании.

– Я бы так не сказал. Где-то уже с апреля ощущается оживление, на рынке кредитования в том числе.

– Но вот, например, я смотрел ваш сайт, и вроде бы там было 2 заявки на кредиты в день...

– Скорей всего, рано утром смотрели, когда только первые заявки приходят. Таких дней не было. У нас меньше чем несколько десятков заявок даже в выходные дни не бывает. Провис, конечно, был, но это зимой. Декабрь, январь, февраль – по сути это были «мертвые» месяцы. И дело даже не в том, что был провис заявок, просто в тот период за кредитами обращались те люди, которым банки и в лучшие времена не выдали кредит. А вот предложение зимой почти отсутствовало. Рынка автокредитования и рынка ипотечного кредитования вообще не было. Формально было кое-где предложение по автокредитам под 30% годовых и ипотеки под 20% годовых, но это заградительные варианты, на самом деле. Сейчас уже не так. Есть предложения по ипотеке даже в 8% годовых в валюте, а по автокредитам – от 9-9,5% в валюте. То есть докризисного уровня.

И, самое главное, появился спрос на кредиты, причем спрос достаточно устойчивый, пусть и не в таких объемах, какой был год назад. Многие, пережив первую панику, уже готовы совершать покупки и кредитоваться.

По ипотеке пока огромный спрос на нецелевые кредиты под залог уже имеющейся недвижимости. Но здесь надо понимать, что основной пласт таких заемщиков – это предприниматели, которым нужны средства на спасение бизнеса, или люди, которые уже закредитованы и текущие доходы не позволяют им гасить ранее взятые кредиты.

– А много предпринимателей, для которых это тоже последний шанс?

– Достаточно много. Значительное число бизнесменов пытаются спасти свое дело. Ведь чем принципиально отличается кризис нынешний от 98-го года, который сейчас любят вспоминать? Тогда все рынки упали почти за незначительный период времени. Девальвация, дно уже осенью 1998-го и дальше начался подъем. Это был как взрыв нейтронной бомбы – кто-то мгновенно погиб, а те, кто остался, они уже стали восстанавливаться, набирать силы, возвращаться ступенька за ступенькой на прежние позиции. То есть с сентября-октября 98-го каждый день был лучше, чем вчера.

На сегодняшний день другая ситуация. Ковровые бомбардировки постоянно происходят и появляются все новые и новые раненые, многие из которых не успевают к перевязке и истекают кровью.

Этим нынешний кризис намного сложнее. И многое решают финансы: если есть доступ к ресурсам – есть шанс пережить, если нет – начинается агония.

Сегодня есть волевые установки государства деньги бизнесу выдавать. Они в принципе правильные. Но на практике с этим сложно. Мы, как кредитный брокер, замечаем: все чаще к нам за помощью с кредитом приходят достаточно крупные предприятия.

– Как сегодня работает брокер? Я имею в виду схему на самом простом уровне: купил яблоко за доллар, помыл, продал за два... На чем ваш бизнес делается сегодня?

– Классический вариант – комиссия, которую платит финансирующая организация, что частенько бывало в докризисный период. Сейчас почти на 100% за наши услуги платит тот, кто получает финансирование. Наши тарифы достаточно дифференцированы. Например, у нас сейчас по банковской гарантии будет сделка, в которой мы получим комиссию в сотых процента, размер сделки позволяет нам согласиться на такие условия. Стандартный вариант нашей комиссии – от 1% до 5% от суммы кредита, если говорить о юридических лицах.

– По бизнесу вам пришлось как-то ужиматься?

– Нам очень сильно пришлось ужаться. Офисы мы не меняли, потому что, как я уже сказал, арендная плата снизилась в разы. Но нам пришлось сократить штат почти в три раза.

На сегодняшний день ситуация на рынке поменялась и нам опять не хватает сотрудников. Мы снова приглашаем к себе на работу, за день к нам приходит до 30-ти резюме.

– А кто предлагается?

– И банковские специалисты, и кредитные брокеры из других компаний. Примерно половина – из финансового сектора.

– Кстати, сокращения в финансовом секторе Петербурга большие?

– Кредитные брокеры либо закрылись или значительно сократили персонал. Банки в среднем сократили штаты на 20-30%.

Рынок финансовый, несомненно, ужался, но многие пытаются развиваться даже в таких условиях. Тем более, что есть определенный позитив. Например, себестоимость привлечения нового клиента у нас сейчас ниже в 2-3 раза, чем до кризиса. И банки понимают, что цена привлечения новых клиентов в условиях кризиса должна снижаться.

– А есть изменения банков в отношении к кредитным брокерам? Они смотрят на брокеров как путь удешевления привлечения клиентов или, все же, как на красный крест, который помогает раненым доползти до этой самой перевязки?

– Зависит от ситуации в каждом конкретном банке. Те, кто сейчас не стремится кредитовать, держит формальные программы или заградительные ставки, естественно, стараются заблокировать работу с брокерами. Для них это лишняя головная боль, лишние клиенты, которые на сегодняшний день им не нужны. Но многие банкиры осознают, что в лице кредитного брокера они имеют партнера, который помогает им в первичном андеррайтинге, упрощает взаимодействие с клиентами. Такие банки стали еще более лояльными к нам.

Ведь кредитный брокер – это самый выгодный канал продаже продуктов. С точки зрения себестоимости. Вот и все. И жизнь это доказывает. По мере выхода из кризиса банки будут в очередь стоят к кредитным брокерам, во всяком случае, те, у кого в результате кризиса и сокращений «с перебором» розничная инфраструктура разрушена.

– До кризиса со сколькими банками вы работали?

– Больше семидесяти.

– А сейчас сколько банков реально работают с вами?

– Примерно тридцать. На рынке видно значительное оживление в сравнении с зимой и весной. Сейчас по любому банковскому продукту есть некоторая конкуренция. Зимой этого не было. Снижение ставки рефинансирования в определенном смысле тоже позитивно повлияло на кредитный рынок.

– До кризиса вы плотно формировали партнерскую сеть КФК по всей стране. Сейчас с этим как обстоит дело?

– Мы формируем эту сеть и дальше, за последний месяц видим некоторое оживление со стороны желающих обучиться профессии кредитного брокера. В Санкт-Петербурге и Москве мы работаем самостоятельно, плюс есть партнеры. В регионах – только партнеры, в некоторых из них – по два-три. Многие заморозили свою деятельность, но многие по выходу из кризиса планируют ее возобновить.

– А в целом на рынке кредитного брокериджа что происходит, по вашим ощущениям? Несколько крупных брокеров закрылись, другие сокращают филиалы, «Фосборн Хоум» вон вообще переквалифицируется на страховые продукты...

– Да, они работают, но только в Москве. В Санкт-Петербурге осенью они закрыли свой офис. Что касается того, есть ли у брокера возможность уйти в какой-то боковой тренд... Думаю, что есть. Мы тоже постоянно ищем смежные ниши для себя. Например, сейчас новую услугу предложили рынку – это реализация залогового имущества.

– Банки не хотят на себя это брать?

– Они по необходимости занимаются этим, но ведь не специализация банка продавать оборудование, транспорт, недвижимость. Проще отдать на аутсорсинг. А нам сподручнее с этим работать; мы более гибкие. Так что, думаю, такой сервис будет востребован.

– Вы как-то в разговоре упомянули, что кризис – это к лучшему...

– Безусловно.

– Проиллюстрируйте.

– Первое. Тот же бюджет. Год назад он был переполнен, и деньги тратились налево и направо. Сейчас денег в бюджете уже меньше, главное правильно их применить. Мы видим, что в условиях более ограниченных предложений финансовых ресурсов больше внимания уделяется целевому назначению. Деньги уже не выдаются налево-направо. То есть меняются, становятся более трезвыми приоритеты. Это очень позитивный момент.

Второе. Опять-таки очень надеемся, что кризис ударит по коррупции. Уровень взяткоемкости будет относительно ниже, чем был до этого.

Падение цен на недвижимость – это тоже хороший фактор.

– Но это же означает определенное сворачивание целого рынка. Значит, для экономики это не однозначный позитив?

– Однозначный позитив.

– Почему?

– Если восстановление рынка недвижимости в прежних ценах будет идти 5-10 лет, то все будут понимать, что доходность на этом рынке составит 10-15% годовых. То есть станет вполне нормальной и адекватной общему состоянию экономики. А если она была 30-50%, то это приводило лишь к одному: деньги, вместо того, чтобы идти в какой-то реальный сектор, уходили в строительство и продажу недвижимости.

То есть как спекулятивный инструмент инвестиций этот рынок, конечно, изрядно пострадал, но с точки зрения всей экономики это сплошной позитив.

– На ваш взгляд, кризис может привести к тому, что в финансовой сфере пойдет смена собственников пойдет? Не из-за банкротств и санаций, а вследствие продажи и выход людей из бизнеса?

– Смена собственников уже происходит. Но обычно все же – вынуждено. Что касается, побегут ли собственники из-за того, что сливки сняты до кризиса... Банк – это специфический бизнес. Многие организовывали банки больше не для того, чтобы зарабатывать, а для того, чтобы свои средства находились в своих же руках. И интересовала не столь норма прибыли, сколько контроль над деньгами. Думаю, что многие будут исходить именно из этого посыла и заметное снижение прибыльности банковского бизнеса не приведет к уходу нынешних собственников.

– То есть вы полагаете, что те, кто снял сливки в 2004-2008 годах, не уйдут на покой с мыслью: «Ну, вот и все, пора на Багамы»?

– Деньги, как известно, имеют свойство заканчиваться. И в мире очень мало людей, которых могут себе позволить жить, лишь тратя заработанное.

– Почему обязательно тратя? Вот в свое время Потанин и Прохоров отдали весь Росбанк за 3% в Sosiete General. Я к тому, что многие могут подумать: лучше иметь 3% «чего-нибудь» на Западе, чем 80% чего-то в России. Или просто перейдут в более надежный сферы. Например, у меня ощущение, что в том же Петербурге сегодня куда спокойнее и надежнее быть собственником мини-отелей, чем собственником банков.

– Это в определенном смысле верно. Действительно, определенные виды бизнеса сейчас намного спокойнее и надежнее, если, конечно, бизнес не закредитован.

– Проблема закредитованности насколько высока?

– Август-сентябрь-октябрь – так называемая вторая волна кризиса – покажут, насколько высока эта проблема. Массовый выброс залогов – недвижимости, транспорта, акций – на рынок вполне реален. Но многое зависит от макроэкономической ситуации. Если стоимость металлов, нефти, газа будет на достаточно высоком уровне, то этого может и не произойти – в этом случае банки устоят при помощи государства и акционеров.

– Вы полагаете, что пресловутая господдержка может быть достаточна для поддержания банковской системы?

– Она может быть достаточной, если будет разумной.

– Это как?

– Это если эти денежные средства будут потрачены подконтрольны. Если те так называемые кураторы-»комиссары» в банках, о которых так долго-долго говорили, действительно будут работать. Сейчас они как никогда нужны, если будут контролировать кредитные процессы.

А ресурсов у государства достаточно. Если нефть будет в районе 50 долларов за баррель, то их вполне хватит для поддержки банковской системы. Если же 30 долларов за баррель – могут быть проблемы.

Еще многое зависит не только от непосредственных вливаний в банковскую систему, но от того, как государство будет тратить бюджетные средства по другим направлениям. Если трезво, то только на то, что приносит рабочие места. Опять же простой пример. Если на Лиговском проспекте вырубили деревья и расширили дорогу, то это не очень разумное в нынешней ситуации вложение. А Кольцевая автодорога – это разумно. Потому что это реальные заказы, реальное занятость значительного числа работающих.

– Уровень безработицы уже сегодня таков, что зашкаливает за нормальность. Так как значительная часть сокращений коснулась «среднего класса», люди еще «проедают» прежние свои запасы. А когда реально жрать будет нечего – не получится ли, что бюджет придется направлять просто на еду, чем на «правильные» проекты?

– Поддержка людей, конечно, тоже выходит на первый план. Вопрос – как. Вот случай, произошедший в одной из губерний. Предприниматель-угольщик задерживал зарплату. Так у него власти попросту отобрали товар, продали и выдали зарплату. Это правильно, в общем-то, другое дело насколько это было законно. Если по суду – то не придерешься.

– Кстати, весной я мониторил те меры по борьбе с безработицей, которые предпринимаются в различных регионах. Одни чиновники предлагают посевы конопли уничтожать, другие – всем массово в управдомы податься, третьи – золото мыть. На этом фоне самой реалистичной показалась позиция Тулеева с его раздачей населению кроликов, земли и семян картофеля...

– Это мудро. Если у человека есть кролики и 10 соток, то он уже в состоянии себя прокормить.

– Но сотки все же не альтернатива нормальной жизни...

– Естественно это не идеальная альтернатива. Более перспективная альтернатива – это искать новые источники дохода для бюджета и для населения.

– А как? Дмитрий Медведев признал, что инновационного развития в России не получилось. Так где же их искать?

– Все равно пытаться надо. Хуже дела, которое было начато и провалилось, – то, которое вообще не начиналось.

– Тогда о начале дела. Помните, вы весной на «круглом столе» журнала «Карьера» заявили, что нет у нас в стране реального стартаповского финансирования.

– Да, это так. Но реально его и во всем мире нет. Никто просто так, под красивую идею, кредиты не дает. Есть венчурное финансирование, но это потеря контроля. Есть гранты, но у нас они смехотворны. Что такое сегодня 300 тысяч рублей на открытие своего бизнеса? Приличное кафе, например, на такое не откроешь. На эти деньги можно снять помещение в аренду или месяц платить зарплату персоналу. Или потратить на взятки. На реальное дело минимум надо 2-3 миллиона. Так что с финансированием попыток найти новые источники дохода у нас, действительно, большая проблема.

Однако как не парадоксально, и сейчас есть иностранные инвесторы, которые готовы достаточно дешево финансировать новые проекты. Разумеется, если это понятный бизнес с понятной возвратностью.

– То есть если сегодня приходит к вам бизнесмен и просит найти инвестора – это реально?

– Более чем.

– Ваши собственные деньги сейчас где?

– Их нет. Все в бизнесе. На сегодня акций, депозитов у меня нет. Это вынужденная ситуация, но даже если бы не была вынужденной, все равно все было бы в бизнесе. На сегодня доходность размещения денег в реальном секторе намного выше, чем в любых вариантах инвестиций.

– А как же идея диверсификации, подушка безопасности?

– Диверсификация может выразиться во вложениях в разные бизнесы. А подушка безопасности должна быть в другом – образование, отдых, здоровье, дети, друзья и т.д. Как известно, не имей сто рублей, а имей сто друзей.

– Кстати, я часто видел, как на многие мероприятия в Москву вы приезжаете с сыном. Семья – это особая ценность для вас?

– В моей жизни семья играет особую роль..

– Безусловно, но мо многие уходят в работоголизм и на семью просто времени не остается или остается минимум.

– Но это до поры до времени. Обычно по молодости. Рано или поздно все приходят к осознанию ценности семьи.

– ОК, например, ваш отец был хорошим отцом? В смысле он вот так уделял много вниманию сыну?

– Нет, он как раз был работоголиком, потому что было шестеро детей и их надо было кормить и одевать.

– А у вас?

– Пока один... Мне приходится разделять время на семью и на бизнес.

– Помнится, вы на письма по электронной почте бывает, отвечаете в час ночи...

– Почему нет, компьютер у меня включен почти постоянно. Закрываю обычно в 1-2 часа ночи.

– А сколько работаете?

-14-15 часов в рабочие дни.

– Так когда же семья?

– Есть выходные и есть несколько часов по вечерам, когда я одновременно могу уделять время и семье и бизнесу, работая дома.

– Как вы пришли в финансовую сферу?

– Так получилось, что почти двадцать лет работаю в этой области. Все начиналось с валютно-обменных операций. 1991-й год, гиперинфляция, рубль рушится. А я тогда занимался галантерейным производством, и вот ресурсы стали истощаться. Стал искать убежище для тающих капиталов. Наиболее популярным тогда была покупка иностранной валюты. А на разнице курсов в различных городах можно было неплохо выиграть...

– Да, тогда, помнится и в одном городе можно было найти два обменника: курс продажи в одном был меньше курса покупки в другом.

– Не поверите, но я такую операцию последний раз совершал в этом году, зимой... Ну вот, а к кредитному брокериджу пришел лет шесть назад. Где-то в 2003-2004 годах меня попросили знакомые банкиры найти хороших заемщиков в Санкт-Петербурге. Таким образом, я открыл для себя рынок кредитных брокеров, которого по сути в России еще не было и в помине. И стало ясно, что это достаточно перспективно. Тут все прозрачно. Велосипедов не придумывали, копировали из тех стран, где это развито.

– С Запада?

– Запад, Восток – какая разница. Не только Запад дает хорошие кальки. Есть же, например, исламская модель банкинга.

– У меня ощущение, что это определенный флер стыдливости над запрещенным исламом ростовщичеством, и ничего более.

– Не согласен. Она во многом более правильная. Банк там партнер и отвечает за успех бизнеса того, кого он финансируете, своими деньгами. Это правильно. За все надо отвечать.

– Это хорошо, конечно, но в теории. А на практике очень часто мы живем «на черновик».

– Вся эта жизнь – это экзамен. А настоящая жизнь потом начнется.

– Это примерно как у Цветаевой? Важен не тот вопрос, который нам задает жизнь, а наш ответ на него?

– Именно так. Чем отличается православный человек от любого другого верующего человека? Тем, что православие – это путь покаяния.

– Это не слишком мрачно?

– Наоборот. Покаяние это очищение. Живем мы все во грехе. Каемся – очищаемся от этого греха. И это не мрачно, а, наоборот, светло.

– А бизнес как со всем этим уживается?

– Трудно. Любой бизнес греховен по своей сути. Но и тут есть выбор. Сказать правду или ложь, быть честным или нечестным.

– А в нашем бизнесе вообще-то реально быть честным? У меня была своя небольшая компания когда-то, и вот, помню, году в 2000-м я решил, что пора жить «по совести». Перейти на белые зарплаты и платить налоги. Поручил главбуху рассчитать все, так она на следующий день мне заявление об уходе на стол положила. Я спрашиваю, что случилось, а мне в ответ: «С психами не работаю»...

– Да, на 100% честными, наверное, в бизнесе быть невозможно. Но стараться быть надо. Не стоит вопрос о какой-то стерильности полной. Когда я узнаю, что человек не пьет и не курит – я напрягаюсь. Природа человека греховна. Не пьет и не курит – значит, есть худшие грехи. Мне в жизни попадался стопроцентный вегетарианец, очень плохой человек оказался.

– Среди наших собеседников не так давно был верующий человек – Герман Стерлигов. Но он, как раз, рассказал о разочаровании в церкви как в учреждении, в священниках. А ваша позиция?

– Я прихожанин. Но я хожу не к людям, я хожу к Богу, а Бог един. И любой мусульманин, любой иудей мне гораздо понятнее, чем человек, который не верит и не ищет ничего.