Дмитрий Панкин: «Конкретные маленькие дела лучше, чем долгие разговоры о больших проектах»

Финансовый рационализм и прагматизм рано или поздно поможет договориться даже странам, имеющим серьезные проблемы во взаимоотношениях на политической арене. Об этом в числе прочего в интервью порталу Finversia.ru рассказал Дмитрий Панкин, президент Черноморского банка торговли и развития.

- Сегодня много говорится о различных форматах международного сотрудничества с участием Российской Федерации – Евразийского экономического сообщества, Шанхайского договора, ОЭСР и пр. При этом об Организации черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС) доводится слышать не так часто. Почему? На какой стадии сейчас находится ее развитие? Каковы взаимоотношения между участниками внутри организации?

- Вы правы, сейчас формируется довольно много различных блоковых форматов, где участвует Россия - ЕАЭС, ШОС, АТЭС и так далее. Схемы построения отношений стран-участниц внутри блоков достаточно неплохо отработаны. А вот найти формат эффективного диалога уже между блоками значительно сложнее. Так вот ОЧЭС – это та структура, которая охватывает несколько блоков. В ее составе есть страны, которые входят в Европейское экономическое сообщество (ЕС): Болгария, Румыния, Греция. В ОЧЭС входит Турция, которая также стремится в ЕС (и у которой сегодня вообще особые отношения и с Россией, и с Европой, и с США). Также в ОЧЭС - Россия и Украина, Азербайджан и Армения, Албания и Сербия, а также Грузия, Молдавия. Вот такая структура, в рамках которой могут разговаривать, искать точки соприкосновения страны, некоторые из которых на сегодняшний день находятся в, мягко скажем, непростых взаимоотношениях с друг другом.

Но пока эти диалоги не подкреплены финансовыми интеграционными потоками. Это одна из причин почему экономическое взаимодействие между странами находится на довольно невысоком уровне.

- Что делается в рамках ОЧЭС, чтобы эти каналы как-то восстановить, наладить?

- С учетом современных реалий я не вижу особой пользы от каких-либо грандиозных программных проектов. Зачастую это - очень много разговоров и мало конкретных результатов. Лучше заниматься конкретными делами. Пусть это будут небольшие проекты, но те, которые можно действительно реализовать. Где-то можно сделать какой-то газовый интерконнетор между странами, где-то решить проблемы с паромными переправами, где-то провести реконструкцию таможенных терминалов, что может существенно облегчить взаимодействие между странами. То есть с позиций нашей организации мы стараемся искать проекты, представляющие интерес для всех стран и регионов, и которые можно реализовать без предварительной многолетней пустой болтовни.

- Сказал – сделал, сказал – сделал?

- Да. Именно так и нарабатывается опыт совместной работы, который позволяет идти к конкретным намеченным результатам.

- Какая роль Черноморского банка торговли и развития в этом процессе?

- Роль как раз и заключается в том, чтобы выбирать эти конкретные проекты – интересные, реализуемые, от которых есть реальная отдача, и финансировать их. Из всех структур, существующих в рамках черноморского сотрудничества, банк оказался наиболее жизнеспособным и имеет больше практических результатов. Мы существуем уже двадцать лет, у нас много как реализованных, так и реализующихся проектов. И весь этот период банк демонстрировал постепенный рост. Не очень быстрый, но рост. А сейчас мы уже выходим на вполне приличные цифры.

- О цифрах можно более конкретно?

- Скажем, кредитный портфель по профинансированным проектам у нас уже подходит к €2 млрд. Причем за последний год он увеличился на 40%.

Очень удачно мы работаем на международных долговых рынках, где сейчас можно привлекаться под очень низкие ставки. Летом у нас было размещение евробондов на $500 млн по ставке в пересчете на евро EURIBOR плюс 140 базисных пунктов. Недавно разместили в швейцарских франках, там ставка еще ниже – EURIBOR плюс 110 базисных пунктов. Ставки такие, по которым можно финансировать инфраструктурные проекты.

- То есть инициаторы инфраструктурных проектов могут обращаться в ЧБТР с расчетом на финансирование по ставке ниже рынка?

- Не скажу, что у нас ставки существенно ниже, чем в других банках. Может быть, чуть ниже. Но у нас есть преимущество - сроки. Для нас не проблема выдать кредит на 10-15 лет.

И, пожалуй, самый важный момент - мы являемся межгосударственным институтом. Если у проекта возникают проблемы с государством, то нам решать вопрос значительно проще, чем банкам, находящимся в юрисдикции той или иной страны. Приведу в пример строительство солнечной электростанции в одной из наших стран-участниц. Был установлен тариф на энергию, с которым проект был очень рентабельным. Но после смены правительства новый состав сказал - все, что было сделано до них – это «не правильно», «тарифы грабительские». Тариф для солнечных станций, утвержденный в контракте, отменили. Причем задним числом.

В таких случаях нам приходится работать с правительством – объяснять, что есть такое понятие, как инвестиционный климат. Доверие инвесторов к политике страны легко потерять, но сложно получить. С помощью одного проекта можно немного повысить свой рейтинг внутри страны, но при этом серьезно проиграть в глобальном плане. Такой международный финансовый институт развития, в работе которого участвуют правительства всех стран, входящих в его состав, может решить вопрос положительно для инвестора. Что нам и удалось сделать в вышеописанной ситуации.

- А как ваш банк фондируется?

- У нас есть собственный капитал – около €800 млн. Плюс мы активно работаем на международных рынках, размещаем облигации. Также у нас очень хорошо налажено взаимодействие с другими банками развития: есть линия от Европейского инвестиционного банка, от KfW Group и других. Недостатка в средствах у нас нет. Основная задача – найти хорошие проекты в странах нашего присутствия (11 стран, - Ред), те, которые демонстрировали бы эффект развития.

Сейчас мы, правда, уже подходим к пределу по нормативам соотношения кредитов и собственного капитала. И скоро будем решать вопрос с акционерами об увеличении капитала банка.

- ЧБТР – международный банк. Тем не менее, как известно, вы можете легко адаптироваться под локальные рынки, в частности, работая с местными валютами.

- Безусловно. Мы ориентируемся на проекты в сфере инфраструктуры – энергетику, транспорт, поэтому спрос идет на финансирование именно в местных денежных единицах. Поэтому во многих странах мы выпускаем облигации в национальных валютах. У нас уже состоялись выпуски в Грузии, в Армении, в Азербайджане, в Румынии. А полученные деньги были направлены на финансирование проектов в этих странах.

В России мы работаем на валютных свопах. Кстати, достаточно сильный рынок. «Свопуем» доллары, получаем рубли на 10 лет, которые используем для кредитования проектов в России.

- Вы планируете расширить свое присутствие на российском рынке? В какой форме будет проявляться ваша активность?

- Россия – один из основных акционеров ЧБТР. Здесь рынок для нас очень привлекательный, финансово интересно работать. Для сравнения, в Румынии процентные ставки – 1-2%. Даже в хорошем проекте получить ставку выше невозможно. В России условия для нас гораздо более интересные. Есть ряд инфраструктурных проектов, в которых мы планируем участвовать, ведем соответствующие переговоры.

- А можете назвать конкретные проекты в России, в которых банк участвует?

- Работаем с ГТЛК – финансируем порт Лавна. Сейчас рассматриваем возможность финансирования проекта порта в Усть-Луге. Речь идет об участии в закупке оборудования через лизинговые компании.

Мы также обсуждаем дорожные проекты. Это и строительство новых съездов на Западном скоростном диаметре (ЗСД) в Санкт-Петербурге, и обход Уфы, и объездные дороги в Краснодаре и Ростове. К сожалению, нужно сказать, что интересные и важные для нас проекты в Уфе, Краснодаре, Ростове по срокам сейчас сдвигаются – не до конца понятно, как будут структурированы проекты, каким будет федеральное участие. Скорее всего, мы подключимся к ним, но не в этом году.

- Сегодня российский рынок с одной стороны столкнулся с дефицитом иностранных инвестиций. Но с другой, некоторые экономисты говорят, что Россия в них не сильно нуждается. Дескать, в стране много внутренних финансовых ресурсов, которые нужно просто «расконсервировать». А как вы считаете, нужны России иностранные инвестиции?

- Вопрос нужно ставить шире. Можем ли мы жить в изолированном пространстве? Или мы должны строить экономику, работающую с другими странами, пытаться найти какие-то форматы взаимодействия?

У страны сейчас положительное сальдо торгового баланса, то есть увеличиваются остатки на счетах за рубежом. Если сейчас все эти деньги вернуть в Россию, то никакие другие внешние деньги будут не нужны.

Но это, на мой взгляд, тупиковый путь. Почему для страны необходимо работать с другими рынками? Привлечение иностранных инвесторов важно не только с финансовой точки зрения – так страна встраивается в цепочку международного разделения труда. Приходят технологии, опыт работы с другими рынками, опыт взаимодействия с другими странами, что очень важно.

- ЧБТР работает как с Россией, так и с Украиной. В условиях возникших между государствами разногласий, может ли банк быть неким мостиком для налаживания эффективного экономического взаимодействия хотя бы на уровне отдельных хозяйствующих субъектов наших стран?

- Безусловно. Украина для нас тоже важный акционер и тоже важный рынок. И сейчас перед нами стоит задача существенного увеличения объема наших проектов в Украине. До этого их, честно говоря, было мало. Понятно, что работать там пока достаточно тяжело. Нет доверия к судебной, правовой, экономической системам, очень долго сохранялась сложная макроэкономика, инфляция скакала, рос внешний долг страны. Ситуация в целом была достаточно рискованная.

Но могу сказать, что сейчас макроэкономическая ситуация в Украине стала значительно лучше. У них стабильный экономический рост в последнее время, существенно сбавила темпы инфляция, потихоньку решаются долговые проблемы. Правда, остаются вопросы с судами, с конфликтом интересов разных олигархических группировок. Тем не менее, у нас сейчас там много проектов, связанных с портовой инфраструктурой, с терминалами для экспорта сельскохозяйственной продукции. Несколько проектов в области возобновляемой энергетики.

При этом каких-то красивых проектов, где взаимодействовали бы обе наши страны-участницы, пока нет. Есть несколько проектов, связанных с металлургией, угольной промышленностью, где в структуре проекта предусматривается закупка российского оборудования, но наряду с оборудованием других стран. Пока отношение с обеих сторон очень осторожное.

- На днях у вас состоится заседание совета директоров. Можно здесь вернуться к теме развития деятельности банка в России? Какие связанные с этим вопросы будут обсуждаться?

- В России, как я уже говорил, для нас важнее всего работа с инфраструктурными и муниципальными проектами. Очень интересные проекты есть в сфере экологии, мусоропереработки, очистки воды. И мы, согласно нашей стратегии, уделяем больше внимания именно таким проектам. Хотя с финансовым сектором работать легче. Там можно быстро подготовить кредитный договор, выделить деньги. В инфраструктурных же проектах процесс идет значительно дольше – требуется масштабная юридическая проработка, экологическая оценка.

И еще один момент – в инфраструктурных проектах очень важно иметь возможность финансирования подготовки проекта. Что мы видим сейчас в европейских странах? Там используются мощные грантовые фонды Европейского экономического сообщества. И вся подготовка проектов идет с их помощью. Благоустройство муниципалитетов, городов, дорожные проекты финансируются за счет грантов. В России нет тех грантовых денег, которые давали раньше на эти цели Всемирный банк, Европейский банк реконструкции и развития. Поэтому возникают проблемы на старте многих инфраструктурных проектов.

Именно поэтому мы сейчас планируем вынести на совет директоров вопрос о создании нашего собственного фонда технического содействия, который можно будет использовать для финансирования подготовки таких проектов.

- А ваш банк позиционируется в большей степени как институт развития или как кредитное учреждение?

- Скорее, формат синергии. Как кредитному учреждению нам важно, чтобы инвестиции были возвратными, а банк прибыльным. Пусть и умеренно, но не в минус. А как институт развития мы отбираем проекты не со сверхдоходностью, скажем, из спирто-водочной промышленности, а те, которые приносят хоть и скромную экономическую отдачу, но при этом дают мощный мультипликативный эффект для развития отдельных территорий в частности и черноморского региона в целом.

- Как в этом контексте вы относитесь к теме ответственных, зеленых инвестиций?

- Наличие собственной экологической экспертизы сейчас одно из главных требований к любому международному банку развития. Для ЧБТР это важно в том числе и для размещения облигаций. Это то, что всегда присутствует в проспекте эмиссии – как банк проводит экологический анализ проектов.

При этом мы не видим необходимости выпускать отдельно «зеленые бонды» и как-то специально их продвигать. Процентные ставки те же самые, сроки те же самые, экологическая экспертиза тоже. По сути, все наши облигации – зеленые. И для нас соблюдение этого высокого уровня – обычная ежедневная реальность. Поэтому вместо того, чтобы увлекаться маркетинговыми программами, для нас важнее находиться в регулярном контакте с инвестором, проводить Road show, размещать классические облигации. И на деле показывать какой экологический эффект дают профинансированные нами проекты, как они проявляют себя применительно к теме изменения климата, выбросам парниковых газов.

- Экономический опыт какой страны, входящей в ОЧЭС, представляется вам наиболее интересным?

- Опыт Греции. У ЧБТР там находится штаб-квартира, но это никак не связано с тем, что я сейчас скажу. Несколько лет назад казалось, что экономика Греции – это черная дыра. Внешний долг был $200-300 млрд. (только госсектор задолжал аж 200% ВВП!) Был полный коллапс банковской системы. Все думали, что без массированного списания долгов и дефолта экономики выхода нет. Никто не верил, что финансовая система страны выживет… А она выжила! Реструктуризация, очень низкие процентные ставки, помощь ЕС. Такой набор, в общем-то, мягких мер, и определенные правильные шаги во внутренней политике властей Греции, привели к тому, что классическое греческое общество перестроилось.

Раньше было как? Утром пьем кофе, днем пьем кофе, вечером пьем еще что-нибудь; курорты, туристы, хороший климат, масса возможностей приятного времяпрепровождения. И никакого желания ни работать, ни платить налоги.

А сейчас идет серьезная перестройка в греческом обществе.

- Неужели так быстро поменялся менталитет?

- Движение в эту сторону определенно есть. Выжили только те предприятия, которые сумели перестроиться: оптимизировать издержки, убедить персонал в необходимости давать продукт, результат и как следствие повысить эффективность. Одновременно пришло понимание, что платить налоги все-таки нужно. Налоговая система перестроилась. И в результате по прошлому году первичный профицит бюджета – плюс 4% ВВП. Такого сейчас нет ни в одной стране мира. У них сейчас завершаются переговоры по урегулированию всех вопросов с МВФ – они закрывают долги. И они остаются должны только ЕС. То есть вот такой интересный пример мягкого выхода страны из глубокой финансовой пропасти.