Алексей Мамонтов: «В России исчезает все то, что было достигнуто в рыночной экономике»

В середине октября совет Московской международной валютной ассоциации (ММВА) опубликовал открытое письмо к участникам финансового рынка и российским властям, в котором содержался ряд критических замечаний по поводу ситуации, сложившейся в российской финансовой отрасли. О том, что побудило выступить с критикой «текущего момента» портал Finversia.ru побеседовал с президентом ММВА, главой Содружества профессионалов финансового рынка Алексеем Мамонтовым.

- Алексей Николаевич, в сентябре на общем собрании ММВА вы сказали, что профессиональное лобби в финансовой сфере находится при смерти. И тогда же вы призвали коллег активнее участвовать в жизни бизнеса, высказывать свои замечания. А позднее выпустили открытое письмо к правительству и участникам рынка, где изложили свои предложения. За этот месяц кто-то внял вашим призывам, какая-то активность наблюдается?

- Действительно, на общем собрании мы говорили, в числе прочего, о лоббизме, о защите интересов участников рынка. Собственно говоря, это является целью, смыслом существования ассоциации. Я тогда, во-первых, сказал, что в лоббизм, по сути, умирает. Сейчас я даже скажу острее – мы переживаем постыдную, позорнейшую страницу в истории нашего коммьюнити, нашего сообщества. Я имею в виду, прежде всего, то, как бесчестно ликвидируются две крупнейшие профессиональные ассоциации. Одна из них – в форме непрекращающихся атак против нее и ее руководства. Другая – в форме ее очень странного насильственного преобразования, когда туда интегрируются крупные банковские структуры, кстати говоря, никоим образом не нуждающиеся в лоббизме (они сами по себе лоббисты). Но при этом они сильно меняют лицо ассоциации, ее структуру, руководство.

Я долго думал, зачем, для чего им это надо? Разве руководство наших крупнейших банков и финансовых институтов не в состоянии донести до руководства регулятора или даже руководства страны свои озабоченности, тревоги, заявить о потребностях? Конечно, в состоянии.

У меня возникла жестокая мысль, что они туда входят для того, чтобы до высшего руководства никто не мог донести озабоченность и тревогу совсем других структур, которые как раз нуждаются в поддержке и защите. Не секрет, что практически на каждом публичном выступлении руководители госинститутов прямо говорят о том, что стране не нужно больше 30-50 банков. А в самых крупных структурах считают, что и пяти будет достаточно. Конечно, в лице их самих.

Все материалы Finversia-TV

- Иногда звучат мнения, что и одного ЦБ будет достаточно.

- Вот почему я и говорю, что это постыдная страница. Я, конечно, не могу наблюдать всю картину полностью, но я убежден, я вижу, что голос большинства кредитных и некредитных организаций тонет, гаснет, немеет. И фактически этот процесс вымирания лоббизма уже завершается.

- Почти любое профильное для финансового рынка мероприятие сегодня открывается докладом, в котором спикер сначала сетует на сокращение количества банков, на закручивание регулятором гаек. Но затем делает обязательный реверанс в сторону ЦБ, замечая, что благодаря его усилиям рынок очищается, становится прозрачнее и тому подобное. Может быть, участникам рынка нужно более жестко высказывать свою позицию. Вот, к примеру, как вы или другие эксперты, которые вообще ЦБ называют филиалом ФРС?

- Я с этим не согласен. Скажу непривычную для меня фразу, поскольку обычно от меня ждут серьезной критики регулятора, особенно в части, касающейся надзора. Но сейчас скажу, что дело не в регуляторе. Хотим мы или не хотим, но мы видим повсеместное усиление госинститутов и крупных монополий. Тотальное усиление. На сегодня у нас порядка 77% прибыли получают крупнейшие госбанки (из числа тех, которые ее получают, поскольку есть еще убыточные госбанки). Практически, на долю частных финансовых институтов приходится от силы 23%. Рентабельность по частному банковскому сектору сейчас составляет в среднем 0,3%. Если вычесть отсюда роспуск резервов для некоторых институтов, скажем, банка «Пересвет», получится, что абсолютное большинство банковских структур либо ниже уровня рентабельности, либо на грани. Это говорит о том, что они обречены. И не в регулировании дело. Зарабатывать нечем!

Вот вы сослались на наши предложения, которые мы инициировали на последнем совете ММВА. Они в основном касались темы стимулирования попыток развивать конкуренцию. Это еще одна глобальная тема. У нас государство не занимается развитием бизнеса, а регулятор не занимается развитием финансового рынка. Кто бы что ни говорил. Лучшим доказательством являются результаты – некоторые цифры я уже привел выше.

Мы выносим ряд инициатив, которые связаны с развитием конкуренции на этом рынке. Кстати, и Ассоциация российских банков сейчас тоже активно занимается этим же. Я в беседе с руководством АРБ сказал, что для них, может быть, начинается новая историческая страница. Что можно будет более свободно высказываться и более активно защищать интересы большинства участников рынка. Недавно они тоже направили соответствующее обращение по поводу ужесточения порядка допуска банков к операциям гарантий по госконтрактам. Это же крупнейшая тема. Она, в том числе, лежит в русле всех тем и вопросов, которые мы поднимали в своей ассоциации. Только у нас там речь шла о равносправедливом допуске финансовых институтов к государственным ресурсам.

Сегодня не только банковская система стремительно «огосударствляется», но и вся экономика. Порядка 70%, наверное, отраслей экономики практически национализированы. Особенно это касается крупнейших отраслей. И это в огромном числе случаев не оправдано. Но уж поскольку это происходит, то и посреднический сектор должен иметь равносправедливый доступ к этим госресурсам. А так получается, что к этим бюджетным ресурсам или средствам госкорпораций государство, по сути, допускает только госбанки. Представители всего остального мира банковского сообщества чувствуют себя на этом пиру изгоями и попрошайками. Они пытаются что-то достать, умолить какого-нибудь метрдотеля, который допустит их к чему-то. Это унизительно, и лишний раз говорит об отношении государства к частному бизнесу и, самое главное, к перспективам развития этого бизнеса.

А между тем не нужно забывать, что пока еще сохраняющаяся в текущем моменте эффективность российского банковского сектора достигнута исключительно благодаря тому, что он долгие годы был преимущественно частным. До 2012-2013 годов у нас доля госучастия снижалась в финансовой отрасли, несмотря на то, что мы проходили тяжелейшие фазы глобального и внутреннего кризиса. А сейчас доля государственного участия, напротив, стремительно увеличивается. Более того, нет никакой надежды на то, что она стабилизируется, а тем более пойдет вспять.

Поэтому сегодня хлопотать по поводу участия банковского бизнеса в доступе к госсредствам стоит не только ради того, чтобы дать им жить. Это носило бы характер некой благотворительности. Нет. Я убежден, что частный банковский бизнес и вообще частный бизнес в любой отрасти экономики – это всегда стремление к высокой рентабельности, гибкости, эластичности. Это всегда локомотив развития экономики. Поэтому, если мы хотим добиться хоть какого-то роста, то, конечно, надо уделять этому гигантское внимание. А у нас оно только на уровне слов.

- В своем открытом письме о развитии банковской системы вы говорите, цитирую, о «недостаточном понимании надзорными инстанциями сути финансовых рынков». И что это приводит к серьезным перекосам, недочетам и ошибкам. Это можно трактовать, как заявление о некомпетентности финансовых чиновников? Или дело в том, что они просто перестраховываются?

- Это просто неверные целеустановки. Мы в этом обращении говорим о том, что у нас все – регулирование, контроль, надзор (и не только в банковской сфере, а вообще любой) – построено на принципах обременений и ограничений. При этом государство, видимо, исходит из того, что «оздоровляя» некоторые сектора и отрасли, вводя так называемые общие правила, тем самым создает условия для конкуренции. Это ложный посыл! И мы видим результаты действия такой стратегии: обременения растут, идет ужесточение, монополизация рынка усиливается, а эффективность-то падает. У нас эффективность, производительность труда во многих отраслях все ниже и ниже, и финансовый сектор не исключение.

Мы в обращении призываем к тому, чтобы вектор деятельности государства с ограничительно-обременительного или даже с картельного сменить на вектор развивающий. Само государство тоже должно искать, как развивать банковский бизнес. А не просто рассчитывать, что это будет делаться автоматом за счет удаления с рынка так называемых недобросовестных структур. А в эту категорию сейчас рискует попасть уже практически абсолютное большинство участников финрынка.

И повторю, это касается не только банковского сегмента. Это относится к любой отрасли экономики. Просто в некоторых из них нет таких строгих нормативов, нет такого жестокого надзора – там не идет речь об управлении чужими средствами. Но если уже зайдет такой же регулятор-надзиратель, какой есть у финансовой сферы, то мы можем спокойно распрощаться со всей экономикой, со всеми отраслями. В каждой останется по 2-3 монополиста. Собственно, к чему все и идет. Постепенная смена палитры с полихромной на монохромную происходит в топливно-энергетическом комплексе, ВПК, в транспортно-логистической сфере и других.

- Опять же возвращаясь к вашему письму, там вы делаете акцент на перспективы развития инвестиционных продуктов. Говорите о том, что здесь есть потенциал для роста рынка, в том числе банковского бизнеса.

- Это мы говорим о том, как зарабатывать. Пассивы сейчас дорогие. Более того, основная масса пассивов монополизирована. То есть, основные источники ресурсов – средства госкорпораций, о чем я уже говорил, бюджетные средства или деньги населения, которые уходят естественнейшим путем в госбанки – особенно крупные вложения, превышающие суммы страхового возмещения.

Кредитные портфели сужаются, потому что экономика стоит. У нас по опросам более половины предпринимателей не наращивают свои кредитные портфели. В силу того, что просто не верят в перспективу своего бизнеса. Не верят в перспективу увеличения спроса. Не верят, что выстоят в конкуренции с теми же госкомпаниями. В последние год-два появилась такая статистика – у нас с рынка уходит на 35% больше компаний, чем приходит на него. По социологическим опросам лишь 2% представителей нашего молодого поколения, которые только входят в жизнь, говорят о том, что хотели бы заняться предпринимательством. Все остальные хотят идти на госслужбу или на работу в госкомпании. У нас фактически исчезает все, что было достигнуто в рыночной экономике. Мы превращаемся в другую страну.

Вот мне хочется спросить у того же регулятора – если кредиты выдавать некому, никто не берет, на чем в этой ситуации зарабатывать банкам? Причем те банки, которые все-таки выдают, практически тут же попадают в переоценку категорий рисков. Тут же приходит проверочная комиссия и доначисляет тебе резервы по выданным кредитам, поскольку ты, по их мнению, завысил категорию риска. И это повсеместно. Любая проверка, как правило, заканчивается драматическим увеличением доначислений. И, соответственно, уходом с рынка этих «проверенных» финансовых институтов. Те, к кому приходят проверки, уже заранее принимают соболезнования.

Зарабатывать нечем! Остаются только инвестиционные инструменты. Это хоть что-то. Но и тут все тяжелее и тяжелее. Как мы уже убедились, гарантии под госконтракты теперь являются уделом нескольких десятков банков, а не нескольких сотен, как прежде. Работать с иными инвестиционными инструментами тоже становится все накладнее, потому что они тоже все больше попадают под регулятивный прессинг, и, соответственно, доходность по ним снижается. Кроме того, операции по всем этим инструментам становятся все дороже и дороже из-за роста уровня технологизации. Издержки растут.

Я вам без шуток могу сказать, что сегодня, не в силу действий регулятора, в силу действий государства в целом, у нас в стране происходят действительно драматические процессы. Ну и плюс, конечно, технологические изменения. В силу этих двух факторов абсолютное большинство кредитных организаций обречены.

- Какой вывод из всего этого можно сделать?

- Важнейший момент. У нас принципы регулирования и распределения подчинены магии цифр, числовые критерии доминируют. Возьмем, к примеру, новацию ЦБ по разделению банков на организации с базовой и универсальной лицензиями, что, на мой взгляд, будет губительно для банковской системы. Не потому что это делается вообще, а потому – как это делается. Вводится некий количественный рубеж. Банки, у которых капитал меньше миллиарда рублей, автоматом попадают в категорию ущербных.

Этот же принцип количественных критериев присутствует и при определении того, кто может получить допуск к средствам госкорпораций и госбюджета, а кто нет. Только планка устанавливается гораздо более высокая, чем при разделении банков. И она постоянно ужесточается, повышается. А скажите, разве устойчивость, стабильность банка определяется его количественными параметрами? Да мы за последние полгода уже видели примеры, когда рушились банки из первой двадцатки. Те, о которых по прежним временам никто бы даже не подумал, что к ним будут применены жесткие регулятивные и надзорные меры. Тем не менее, половина из них вообще ушла с рынка с отзывом лицензии, а другие находятся на санации, которая будет стоить недешево.

Разве это не говорит о том, что критерием не может быть количество? Мы долго будем еще вопиять в пустоту, пытаясь обратить внимание нашего слепого регулятора на то, что не может быть количество мерилом устойчивости банка?

Мы в своем обращении говорим о том, чтобы в первую очередь использовать качественные критерии. Они известные – это рейтинги, соблюдение нормативов, прозрачность структуры капитала, качество корпоративного управления. И так далее – их масса.

Но работать с ними тяжелее. Гораздо проще отсекать вот так вот: подходишь под планку – остаешься, не подходишь – в утиль. Это возмутительно. Мы, кстати говоря, единственная ассоциация, которая на эту тему говорит. Все остальные давно поняли, что это бессмысленно, что плетью обуха не перешибешь.