Владимир Гамза: «Импортозамещение, доведенное до абсурда, тормозит наше развитие»

Владимир Гамза, председатель Совета ТПП РФ по финансово-промышленной и инвестиционной политике, рассказал порталу Finversia.ru о том, чем плох профицитный бюджет, как отреагирует экономика на рост ключевой ставки и поделился рецептом экономического роста, применимым в современных российских условиях.

– Владимир Андреевич, 14 декабря Банк России повысил ключевую ставку до 7,75%. Судя по тону пресс-релиза, которым сопровождалось это повышение, а также исходя из прогнозов экспертов, цикл повышения ставки может продолжиться и в 2019 году. Не буду вас спрашивать о причинах такого решения регулятора, но хотел узнать о вашем мнении относительно последствий подобного шага для экономики страны?

– Совершенно очевидно, что политика ЦБ по таргетированию инфляции любой ценой приведет к снижению экономического роста. Не думаю, что это вызовет отрицательные показатели роста, но то, что это будет оказывать сдерживающее влияние на экономический рост, по-моему, не скрывает и сам ЦБ. Для него показатели формальной инфляции являются более важным показателем, чем экономический рост.

Все материалы Finversia-TV

– Но при этом ЦБ не отвечает за экономический рост в стране?

– Именно поэтому, отвечая за финансовую стабильность, понимая под ней стабильность инфляции, все остальное регулятор кладет на её алтарь.

– Торможение экономического роста произойдет за счет удорожания кредита?

– Конечно. Повышение ключевой ставки приведет к удорожанию кредита, к росту цен по всей цепочке, к падению покупательной способности и, соответственно, к торможению экономического роста.

– Не совсем взаимосвязанные вещи, но, тем не менее: бюджет страны в ближайшие три года, по планам правительства, будет профицитным. Более того, он станет таковым уже в 2018 году. С одной стороны, это хорошо, поскольку означает превышение доходов над расходами, но в случае не с личным бюджетом, а с бюджетом страны, это означает, что государство изымает из экономики больше средств, чем отдаёт ей. На ваш взгляд, профицитный бюджет – это негативный фактор?

– Профицит плох в любом случае. Как вы сказали – это излишнее изъятие денег из экономики. Это означает, что экономика не сможет более эффективно развиваться, поскольку из нее изъяли часть финансового ресурса, который мог быть использован для этого. Хотя если экономика перегрета, то, наверное, целесообразно изымать определенную долю ликвидности для её охлаждения. Но мы находимся совсем в другой ситуации. В нашей экономике не хватает финансового ресурса. При этом у государства этот ресурс имеется, но он не работает в экономике.

Просто приведу некоторые цифры. За первые 9 месяцев 2018 года национальная денежная база, то есть реальные деньги в экономике, увеличилась на 25%. При этом денежная масса в широком определении, которая и работает в экономике, увеличилась всего на 10%. А денежная масса, которая обеспечивает оборот товаров и капитала, выросла всего на 5%. То есть всё увеличение денежной массы равняется увеличению денежной базы. У нас не появилось дополнительно ни одного рубля за счет депозитно-кредитной мультипликации. Не работает этот механизм как раз из-за дороговизны кредитных ресурсов, из-за запредельных требований Банка России к кредитным организациям с точки зрения оценки качества кредитных портфелей, а также потому, что регулятор установил высокую депозитную ставку для банков.

– И им выгоднее держать депозиты в ЦБ, чем кредитовать экономику?

– Конечно. Это просто безумие, когда государство кредитует определенные отрасли экономики под 5% годовых, а ЦБ принимает депозиты от кредитных организаций под 6,5% годовых. Зачем банкам рисковать и кредитовать кого-то? Причем, понятно, что эти избыточные ресурсы, в основном, у крупных банков, у которых ресурсная база точно ниже этих 6,5%.

– При этом на государственном уровне принимаются различные программы по поддержке, в том числе, финансовой, предпринимательства. Согласно одной из них, к 2024 году должны значительно вырасти объемы банковского кредитования сегмента малого и среднего бизнеса. Эти проекты так и останутся на бумаге?

– Я понимаю, что Корпорация МСП активно работала над этим проектом, заложила в него много интересных вещей, не забыв и про себя. Но если посмотреть на документ под названием «Основные направления развития доступности финансовых услуг», утвержденные весной 2018 года ЦБ, то в части доступности финансовых услуг для предприятий МСП есть следующий KPI: за три года увеличить количество малых и средних предприятий, получающих кредитование, с 23,8% до 25%. Нужны ещё какие-то объяснения? ЦБ сегодня считает сферу малого бизнеса очень рискованной, следовательно, нет никакой необходимости серьезно наращивать её кредитование.

– Получается, и уже не в первый раз, что у Банка России есть конфликт интересов с правительством страны.

– Это вечная тема. С одной стороны, ЦБ независим, и не обязан идти в фарватере правительство. Но совершенно очевидно, что до тех пор, пока ЦБ не будет непосредственно (в силу закона) заботиться об экономическом росте, он не станет этого делать. Будет придумывать тысячи причин, обоснований, почему он не должен это делать.

– Да, этот тезис я слышу, в том числе и от вас, не в первый раз.

– Да, это тривиально, но повторять это необходимо. В большинстве развитых стран ЦБ отвечает за финансовую стабильность, но при условии обеспечения экономического роста. Это две сопряженные задачи для регулятора. В США, например, ФРС еще должна заботиться и о рабочих местах.

Основная проблема – отсутствие у российского ЦБ такой задачи приводит к удивительному парадоксу. Свободные денежные ресурсы в России сегодня огромны. Они стали больше, чем ВВП, превысив 100 трлн рублей.

Повторюсь: это не активы, а именно свободные денежные ресурсы. Но они не работают. Почему? Потому что нет трансмиссионного механизма превращения сбережений в инвестиции. Видимо, мы настолько привыкли к тому, что у нас будет нескончаемым потоком литься избыточная сырьевая рента, что просто не думали об этом. Отсюда и гипертрофированность структуры нашего финансового рынка: более 90% – это банки. При этом они занимают лишь 11% в структуре инвестиций в основные средства. Только регулятор может подтолкнуть банки к более активному участию в инвестиционном процессе.

– Об огосударствлении банковского сектора сегодня не говорит только ленивый. Более 70% активов сектора – под контролем государственных и квазигосударственных банков…

– Да, это проблема.

– Почему проблема? На свободном рынке невозможно заставить банки кредитовать тех, кого они не желают кредитовать, а вот когда эти банки находятся под контролем или в собственности государства?

– Но есть, например, опыт Испании или Италии. Законодательно установили показатель: не менее 20% активов кредитной организации должны составлять прямые инвестиции.

– Не слишком рыночная история.

-  Почему? У нас какое-то младореформаторское представление о рынке. Основная задача рыночного государства – это формирование развитых рынков. Для того, чтобы экономика была эффективной, конкурентоспособной, чтобы в итоге повышалось благосостояние людей. Возьмем самую рыночную экономику – американскую. Когда надо создать какой-нибудь новый рынок, принимается государственная программа, выделяются беспроцентные кредиты сроком до 30 лет. Но деньги эти выделяются не госкорпорациям, а частникам. Вот и вся разница.

Вы знаете, как умер НЭП?

– В общих чертах. Видимо, из-за коллективизации.

– В 1925 году на XIV съезде ВКП(б) было принято решение о строительстве социализма. Его понимали очень просто: как создание государственных и коллективных компаний за счет увеличения налогообложения частного сектора. И к 1930 году частный сектор тихо исчез. Юридически НЭП никогда не отменяли. Её просто задушил государственный сектор.

– Возвращаясь в наши дни. Правительство Индии в конце 2018 года потребовало от ЦБ страны передать часть его избыточных резервов в экономику. Резервы индийского ЦБ составляют около 27% от его активов, и правительство посчитало, что это чрезмерная величина. Вы хорошо оперируете цифрами – сколько российский ЦБ держит сегодня в резервах?

– Порядка $500 млрд. Это просто запредельные резервы. Они составляют по объему двухгодовой импорт в нашу страну. При том, что во всем мире резервов достаточно на трехмесячный полный импорт. В таких резервах нет никакой необходимости. Мы давно говорим о том, что они должны использоваться в экономике. При этом не надо вкладывать в экономику страны непосредственно валютные резервы. Их надо использовать на кредитной основе: закупать комплектные современные технологии, оборудование и так далее, и через механизм лизинга поставлять их субъектам экономики.

Сегодня же мы берем принадлежащие стране ресурсы и отдаем их на развитие экономики других стран. А наши компании отправляем туда за кредитами. Причем, размещаем под 1,5-2%, а кредитуются российские предприятия уже под 5-6%. В чем логика?

– Но за эту «подушку безопасности» в 2010 году Алексей Кудрин, бывший тогда министром финансов, получил звание «Министр финансов года».

– Если бы он вывел в два раза больше ресурсов в зарубежные юрисдикции, я думаю, что они и Нобелевскую премию ему дали.

– А существует ли спрос у самого бизнеса на лизинговые программы, о которых вы говорите?

– Конечно, есть. Износ основных средств, в первую очередь, в перерабатывающей промышленности – высочайший. Есть разные оценки, но я думаю, что реально он составляет минимум 2/3. Поэтому обновление парка оборудования – это актуальнейшая задача.

Если мы хотим вырваться в экономическом росте вперед, нам не надо проходить все те ступени технологического развития, которые прошли развитые страны. Надо взять самое современное, что там есть, и уже на этой базе подготовить современные кадры.

– Очень похоже на китайскую модель…

– На какую угодно из разумных. Те страны, которые хотели достичь высоких темпов развития, шли именно таким путем. А мы пытаемся модернизировать собственную устаревшую базу. Импортозамещение, доведенное до абсурда, тормозит наше развитие. Не надо пытаться из «Москвича» сделать современный «Мерседес». Это неэффективно, затратно, и ни к чему хорошему не приводит. Это мы уже проходили.