Вечная проблема

В самом деле, сколько работаю в экономической журналистике, столько эта проблема и обсуждается со всех сторон. В советскую пору, помнится, активно и наступательно, по типу «даёшь повышение!». Нынче – скромно, и, так сказать, «в контексте», потому как хвастаться особо нечем.

По обыкновению, Игорь Николаев, директор Института стратегического анализа ФБК и доктор экономических наук, подошёл к подготовке аналитической записки тщательно и подробно. Отправная точка понятна – ещё в майском указе 2012 года «О долгосрочной государственной экономической политике» президент поставил ясную цель – повысить к 2018 году производительность труда в полтора раза, то есть на 50% (уточнение важное), по сравнению с 2011-м. Целевой год наступил. Производительность выросла. Аж на 5,5 процентов. Обидно, но факт.

По приведённым Росстатом данным («Труд и занятость», 2017 год) можно в общих чертах проследить динамику производительности по сравнению с предыдущими годами. Так, в 2005-м приросли всё на те же 5,5%, в 2010-м – уже меньше, 3,2%, в 2014-м – лишь на 0,7%. А дальше динамика отрицательная, пусть снижение и всего на 0,2-2,2%, но отнюдь не рост.

Любопытно, что какой-никакой рост в последние годы показывали, например, сельское хозяйство, обрабатывающие производства, электро- и газоэнергетика, водоснабжение, да ещё операции с недвижимостью. Хотя последняя отрасль явно не в лучшей форме: если в 2005 году она показала рост в 12,4%, то в 2016-м – несчастные 0,3%, как говорится, в пределах статистической погрешности.

Кстати, Росстат рассчитывает только индекс производительности, и считается он путём деления физического объёма ВВП на изменение совокупных затрат труда (в человеко-часах). Так что особо точной информации к размышлению отсюда не выудишь. Потому что вообще-то классический показатель производительности показывает, сколько продукции производится в пересчёте на одного работника или на один отработанный час. Во времена плановой экономики так и считали, сейчас, видимо, решили снять с себя лишние хлопоты. Хотя, к слову сказать, и чиновников стало неизмеримо больше, да и считают теперь всё же не на арифмометрах. Так что можно было бы и озаботиться…

Возможно, записные скептики спросят: да на что она далась вам, производительность? Ну, вообще-то по этому показателю довольно точно определяется эффективность работы, будь ты токарем или клерком (хотя с клерками я, пожалуй, погорячилась – вряд ли обилие бумаг, выходящих из их работящих рук, приносит большую пользу экономике, но это уже совсем другая история). А эффективность – это «наше всё». Потому что по ней в свою очередь определяется и эффективность всего большого российского хозяйства. Мы хозяйством пока не слишком довольны, значит, есть смысл, разбираться, почему дела идут не так хорошо, как намечают указы, программы и проекты, и много хуже, нежели хотелось бы. 

Ну, а как у них, так сказать, сильно экономически развитых? Чтобы провести такое сравнение, авторы аналитической записки использовали расчёты показателей в двух категориях: измеренные в евро и международных долларах в час (для тех, кому интересно – международный доллар это условная единица, которую применяют при сравнении макроэкономических показателей разных стран).

Что говорить – и здесь картина не радует, от слова «совсем». Если брать в целом, то по производительности труда Россия отстаёт от ЕС, например, в 2,9 раза. Самое грандиозное отставание, в 5,3 раза – как ни странно, в сельском хозяйстве. А ведь оно у нас внутри в передовиках ходит. Представьте себе, если ещё и производительность вырастет – это ж мы всю планету продовольствием завалим. Большое различие и в таких областях, как связь и IT, а также государственное управление и социальные услуги. По первому пункту ясно, хоть и обидно – на первый взгляд, если не считать Почты России, у нас ждесь всё не так уж и плохо. Значит, есть мощный резерв… Что качается второй позиции, то тут, видимо, считают не инструкции и справки, вылетающие из принтеров, а нечто другое. Иначе показатель производительности зашкаливал бы (впрочем, возможно, я просто недооцениваю чиновников ЕС?). Меньше всего разрыв – в финансовой сфере (2,3 раза) и секторе научно-исследовательских работ (2,1 раза).

Интересно, что если считать в международных долларах (по паритету покупательной способности), то разница в производительности хоть и очевидна, но не столь пугающа. Например, в целом по экономикам России и ЕС это 1,4 раза, а в финансовом секторе и сегменте научно-исследовательских работ разрыва и вовсе нет. Однако максимальное различие – всё в том же сельском хозяйстве. Чудес не бывает…

Но довольно утомлять вас цифрами. Разумеется, участники заседания ждали если не предложений, то выводов. А самый главный вывод напрашивается сам собой – нам явно не хватает здоровой конкуренции, которая, как известно, двигает экономику вперёд. На этой грустно прозвучавшей ноте Игорь Николаев и завершил своё выступление, а в обсуждение вступил директор Института анализа предприятий и рынков Высшей школы экономики Андрей Яковлев. В целом он согласился с выводами докладчика. И подлил масла в огонь, обратив особое внимание на, если можно так выразиться, «движущую силу» производительности – то есть, собственно работников. Для того чтобы любая отрасль стала эффективной, нужны не только технологии, но и те, кто их реализует. Без подготовленных людей будут выходить из строя станки, падать космические ракеты и уходить в помойку некачественные продукты. Между тем, нынешняя система образования готовит кого угодно, только не конкретных, грамотных работников. Былые ПТУ как бы реформировались в колледжи, но со своими задачами явно не справляются. Говоря откровенно, а кто-нибудь эти задачи перед ними ставит? По мнению Андрея Яковлева, это должно стать головной болью региональных властей, именно они прямо сталкиваются с отраслевым дефицитом рабочих рук.

Что касается конкуренции, то времена, когда действенным конкурентным преимуществом становились низкие зарплаты и низкие цены, уходят в прошлое. Следовательно, нужно брать актуальностью и качеством продуктов и услуг. Готовы ли мы к такому повороту?

Совершенно неожиданно «человеческой» стороной повернулось и выступление Василия Бурова, заведующего лабораторией изучения цифровой трансформации государства и общества РАНХиГС, член экспертного совета правительства России. Хотя от него-то, вроде, ждали очередного гимна пресловутой цифровизации, с которой нынче носятся как с писаной торбой. Конечно, эксперт говорил и о влиянии информационных технологий на производительность и эффективность экономики. Но предложил заглянуть вперёд. И подумать о том, как будет решаться проблема с высвободившимися в результате диджитализации кадрами. На самом деле, ни для кого не секрет, что одним из тормозов на пути IT-прогресса нередко становится не пресловутый консерватизм, а банальный страх потерять рабочее место у рядовых сотрудников и неготовность начальства идти на массовые увольнения. То, что цифровая трансформация неминуемо вступит в конфликт с социальной политикой, очевидно. Точно так же понятно, что держать её за панацею, без системной перестройки экономической модели, было бы, по меньшей мере, недальновидно.

При упоминании экономической модели присутствовавшие журналисты явно оживились. Что не удивительно – даже рассуждая на обывательском уровне, нынешняя модель «не тянет», более того, тормозит. А о какой рыночной конкуренции вообще можно говорить, если ползучее огосударствление уже, по существу, съело банковскую систему и с хрустом доедает малый бизнес?

С некоторой робостью и я задала свой вопрос: мол, не кажется ли вам, что конкуренция в условиях государственно-монополистического капитализма практически не работает? Мэтры в ответ грустно поулыбались, и тему развивать не стали…

Москва.