Сергей Татаринов: Рубль в дыму отечества. Цикл 10. №26.

Как Канкрин и великий князь Константин Павлович трофеи делили.

Цикл 10. № 26. Что касается снабжения войск, то в этом вопросе авторитет Канкрина среди командного состава был непререкаем. Уважал Егора Францевича и сам М.И. Кутузов, зачастую с ним советовался, запрашивал даже его письменные соображения по тем или иным вопросам, вплоть до сугубо военных. После захвата в ноябре 1812 г. в Вильно огромных трофеев (продовольствие, амуниция, медикаменты) на складах французской армии, доставшихся русским в абсолютной сохранности, фельдмаршал приказал Ермолову выставить там караулы и никого не допускать к припасам «до прибытия генерал-интенданта Канкрина». (Записки генерала Ермолова в Отечественную войну 1812 г.)

Здесь необходимо пояснить, что Наполеон I создал марионеточное временное правительство Великого княжества Литовского, которое активно собирало продовольствие для французов. Урожай 1812 г. оказался в Литве весьма щедрым. Коллаборационисты обложили местных землевладельцев натуральным налогом для прокорма оккупационной армии: «С каждой недвижимости должны пожертвовать две осмины ржи, две осмины овса, два гарнца крупы ячменной или гречневой, два гарнца гороху, 80 фунтов сена и столько же соломы». (Сборник Императорского Русского Исторического Общества.) Наполеон на эти склады очень рассчитывал. Но в итоге все это продовольствие досталось русской армии. (Уточним: осьмина – мера сыпучих тел – равнялась половине четверти или около 105 литров. Гарнец – старая русская мера сыпучих тел, равная 3,28 литра или 8 фунтов воды, или 5,4 фунта ржи. С.И. Ожегов. Словарь русского языка.)

А желающие поживиться богатыми военными трофеями были, в т. ч. и великий князь Константином Павлович. Не для себя, разумеется, а для гвардии. Но фельдмаршал доверял только учету и контролю Канкрина. В распоряжение последнего из хлебных резервов, находившихся в столице, направлялись теперь уже в Кенигсберг 70 тыс. четв. муки, 6,7 тыс. четв. круп и 70 тыс. четв. овса для конского состава действующей армии. По личному указанию Кутузова был также объявлен населению прусских земель официальный курс российских ассигнаций к талеру, исходя из соотношения 1 руб. сер. = 4 руб. ассигн.

Поговаривают, что Кутузов, несмотря на свою нелюбовь к конфликтам с высокопоставленными особами и даже некоторую склонность к угодливости в общении с представителями царствующей семьи, решительно встал на сторону Канкрина в его столкновении с великим князем Константином Павловичем. У Егора Францевича хватило мужества заступиться за население небольшого городка Калиша (ныне это территория Польши), подвергшееся злоупотреблениям со стороны военного начальства. Это привело в бешенство великого князя. Однако Кутузов решительно заявил Константину Павловичу: «Если вы будете устранять людей, мне крайне нужных, таких, которых нельзя приобрести и за миллионы, то я сам не могу оставаться в должности». Дело было улажено. Как свидетельствует генерал Ермолов, Кутузов с полным доверием относился к Канкрину в вопросах сохранения материальных ценностей, поскольку в личной честности последнего был абсолютно уверен.

Так ли это было на самом деле или просто легенды большой войны, но заслуги Канкрина, несмотря на его конфликт с Константином Павловичем, не забывали. Уже 17 января 1813 г. появился императорский рескрипт: «По засвидетельствованию генерал-фельдмаршала князя Голенищева-Кутузова-Смоленского, о ревностной службе генерал-интенданта действ. ст. советника Канкрина, повелеваю переименовать его в генерал-майоры с старшинством с 1-го декабря 1812 года, – поставя оного в списке генералитета состоящим по департаменту военного министерства, и оному носить мундир, установленный для генералитета военного департамента». (И.Н. Божерянов. Граф Егор Францевич Канкрин.)

Канкрину был также пожалован орден Святого Владимира III степени. «Находясь все между военными, захотелось ему надеть их платье, и генеральские эполеты были одною из наград за труды его», – так оценил Вигель мотивы превращения Канкрина из чиновника в военные, а не статские генералы. (Ф.Ф. Вигель. Записки.)

Сам Егор Францевич весьма трепетно относился к своему воинскому званию. В зрелом возрасте, особенно когда он направлял письма кому-то из зарубежных корреспондентов, помимо всех должностей и титула, Канкрин неизменно указывал «генерал от инфантерии».

Этим воинским званием Канкрин был пожалован в 1829 г., как раз в разгар войн с Персией и Турцией. Известный российский литературный критик и поэт, ректор Санкт-Петербургского университета Петр Александрович Плетнев (1791–1866) оставил в своих воспоминаниях нам такой портрет генерала Канкрина: «Из Петербургских жителей многие, конечно, встречались на прогулках по Невскому проспекту, около 4-х часов, с высоким мужчиною пожилых лет, ходившим в теплую погоду в форменном сюртуке, а когда бывало холодно – в серой шинели, которую он обыкновенно надевал в оба рукава. Худощавое, бледное лицо его свидетельствовало об изнурительных трудах, ежедневно его обременявших, а проницательные голубые глаза заставляли каждого догадываться о необыкновенном уме его. Не останавливаясь почти ни с кем, он прогуливался медленно, один, мало заботясь о том, какое впечатление производила наружность его на проходящих. Нельзя было не заметить по лицу его, что он и во время прогулок любил обдумывать то, что занимало его в кабинете. В его походке, в его костюме и во всей фигуре, резко отделявшейся в толпе, было что-то особое от прочих, нельзя сказать – странное, но тем не менее оригинальное. Форменное военное платье не охотно гармонировало с положением тела, поступью и всеми движениями особы, никогда не заботившейся о наружности. Привычка к жизни простой, самобытной и посвящаемой только деятельности умственной, накладывала на эту внешность обманчивые признаки излишней бережливости, тогда как все это было только следствием сосредоточенности мыслей на предметах высшей занимательности. Таким представлялся нам граф Е.Ф. Канкрин». (И.Н. Божерянов. Граф Егор Францевич Канкрин.)

«Отечества и дым нам сладок и приятен…»