Сергей Вакуленко: Газпром и газовый кризис

Предпосылки копились десятилетиями.

О газовом кризисе в Европе написано и сказано уже очень много. Как у любого кризиса, у этого было множество предпосылок, некоторые из них копились десятилетиями. И как у любого многофакторного явления, для нынешней ситуации можно выстроить правдоподобную историю, в которой все было хорошо, но действия какой-то злонамеренной стороны привели к ужасным последствиям. Подобную историю сейчас тщательно выстраивают и вокруг газового кризиса. Я заранее извиняюсь за длинный текст со множеством технических подробностей, экскурсов в историю и географию, но моя цель была именно в том, чтобы дать вам, насколько это в моих силах, описание ситуации и ее предпосылок, основанное на фактах, с тем, чтобы вы сами могли разобраться и в происходящем, и в тех интерпретациях которые вам предлагаются.

В основном, сейчас, к сожалению, громко звучит нарратив, что все это подстроено коварными русскими. Мол, действительно, какой-то дефицит газа наметился, но наметился он, в том числе, стараниями русских, сокративших поставки в Европу, усугубивших его объявлениями о сомнительных авариях, подозрительными работами на трубопроводах в самый разгар сезона, летом (действительно, не зимой же трубопроводы обслуживать), нежеланием продать хоть сколько-то дополнительного газа поверх того, контрактного минимума, хотя они имеют все возможности для этого, и все это – чтобы оставить Украину без транзита и запустить Северный Поток -2. Короче, Россия бряцает газовым оружием.

Поэтому СП-2 ни в коем случае одобрять нельзя, это будет демонстрацией слабости перед лицом шантажиста, пусть простаивает, да он и не нужен, вон, в украинской системе большие свободные мощности есть, а русских надо обязать не просто немедленно продлить их контракт с Нафтогазом еще на десять лет за 2024-й год, по которому они обязаны оплачивать мощности на прокачку 40 млрд. м3 в год, но дополнительно обязать именно прокачивать этот объем, причем, ровным графиком. А, и увеличить объем до 45 млрд.

Этот нарратив активно продвигают различные представители Украины – гг. Макогон, Витренко и их группа поддержки в лице Atlantic Council, Амоса Хохштайна и их европейских аналогов. В чем тут интерес Украины и Нафтогаза, понятно. Транзит – это, во-первых, выручка, во-вторых, возможность виртуального реверса (сколько бы Украина не говорила, что она не покупает русский газ, физически потребляет она пока только собственный и русский газ, другого там нет), который делает закупку газа для нужд Украины сильно дешевле, а в-третьих, и что характерно, представители Украины стали об этом говорить совершенно не стесняясь, контроль над транзитом – это инструмент влияния Украины как на Россию, так и на Европу. Все эти господа так открытым текстом и говорят, при наличии альтернативных маршрутов транспорта русского газа в Европу, у Украины значительно уменьшатся возможности нанести чувствительный ущерб России, буде она решит открыть военные действия, и значительно уменьшатся возможности вовлечь Европу в разрешение подобного кризиса. Т.е. Украина прямым текстом говорит, что рассматривает транзитную трубу как инструмент внешней политики и часть своей оборонной доктрины. Но почему-то считается, что газовым оружием бряцает Россия.

Европейские политики тоже не так, чтобы сильно возражают этой истории и даже, хоть и куда менее активно, говорят, что да, надо бы поисследовать, не было ли злонамеренности Газпрома в том, что цены на газ вдруг выросли чуть не в десять раз. Их понять тоже можно – ситуация такова, что очень хочется найти виноватых, а то, возмущенные избиратели виноватыми назначат этих политиков, и надо сказать, есть за что.

При этом, европейские эксперты по энергетике (а не по энергетической политике из политических thinktanks) – Джонатан Стерн, Майкл Стоппард и остальные – говорят, что они не видят «руки Москвы» в кризисе, что поставки русского газа выросли и, может быть, что Москва могла бы что-то сделать для облегчения кризиса, но никак не винят Москву в его создании.

А теперь, что же, собственно, произошло на самом деле и в чем корни ситуации.

В этом году совпало сразу несколько неблагоприятных обстоятельств. Очень холодная и длительная зима 2020/2021 года – и значит, в газохранилища и в Европе, и в России осталось гораздо меньше газа с прошлого года, чем обычно. Засухи в Бразилии и в Турции, странах, зависящих от гидроэлектростанций, и значит, малый объем воды в водохранилищах, нужно больше газа, чтобы заместить дефицит электроэнергии. Летняя жара в Азии и в Европе – и значит, нужно больше электроэнергии на кондиционирование – и значит, нужно больше газа, и хуже работают солнечные панели (при повышении температуры их КПД падает). Безветрие в Европе – и значит, меньше электричества вырабатывается на ветряках. Короче, в мире значительно вырос спрос на газ, выше средних значений и выше тренда. А кроме того, спрос на газ рос все в той же Азии – там появились новые СПГ-терминалы, население растет, богатеет, потребляет больше электричества, страны, которые когда-то экспортировали много СПГ – Малайзия, Индонезия – стали и импортировать его.

На стороне предложения тоже было все не так хорошо – американская сланцевая отрасль не до конца оправилась после шока 2020 года, добыча нефти полностью не восстановилась, а сланцевая нефть – это много попутного газа, который шел на заводы СПГ. В итоге, американские заводы СПГ работали не с полной загрузкой.

И наконец, были явления, о которых было давно известно – вроде полного закрытия добычи с месторождения Гронинген в Нидерландах. Еще 5 лет назад там добывали 40 bcm газа, а в этом году добудут 4. В принципе, 40 могли бы добывать и сейчас, газа там еще много, но поскольку его разрабатывают уже около полувека, газ в нем ничем не замещали, то в тех краях начались просадки грунта, землетрясения, трещины по фасадам старинных домов в средневековых городах и добычу было решено прекратить. Увеличение норвежских поставок, которыми предполагалось замещать эту добычу, при этом не материализовалось. За последние 5 лет закрылось множество угольных электростанций, о чем говорилось с гордостью, готовятся к закрытию атомные, короче, в Европе объемы традиционных генерирующих мощностей начали быстро сокращаться в предположении, что они будут не нужны, так как в избытке будет ВИЭ (это предположение подпитывалось и массированной и долговременной PR-кампанией, и словами политиков, и тарифной системой, делавшей традиционные станции убыточными). Газовые станции, правда, сохранялись, именно им и предназначалась роль запасных мощностей.

Интересно, кстати, рассмотреть отношение Европы к газу. Традиционно газовые отношения строились на долгосрочных контрактах, причем, это касалось и трубопроводных поставок, и СПГ, логика была в том, что поставщику надо понести большие затраты на освоение месторождения и строительство транспортной инфраструктуры (трубы или завода СПГ и танкеров), которые могут окупиться только на протяжении многих лет работы, и если у него не будет уверенности в долгосрочном и стабильном спросе, он ничего строить не будет. Соответственно, заключался такой контракт с покупателем, цена привязывалась к энергоносителю, на который ни поставщик, ни покупатель влиять не могли и всем это казалось справедливым. Спотовый рынок газа существовал, но небольшой, и цена на нем, как правило, была ниже, чем на долгосрочном формульном – логично, на него выливались те объемы газа, которые почему-то не забирали долгосрочные покупатели и эти объемы продавались по цене, покрывающей только текущие краткосрочные издержки, а не понесенные капитальные затраты.

Где-то в конце 2000-х в Европе решили, что уже не нужно обеспечивать Газпрому покрытие капитальных затрат, что и месторождений освоено, и труб построено достаточно, никуда он, голубчик, с европейского рынка не денется. В результате, в ЕС приняли законы (тот самый Третий энергопакет), по которым обязательства стабильно закупать газпромовский газ по формульным ценам фактически объявлялись ничтожными (формулировки в этих законах были более сложными, но эффект был именно такой). Надо понимать, что на европейские страны этот закон не сваливался с неба. Европа по собственной воле приняла закон, ухудшающий положение его внешнего контрагента. В принципе, это удобный метод в любых переговорах – оправдывать свою позицию чем-то внешним. Мол, я и рад бы договариваться, но сами понимаете, законы. И я от вас требую продать мне за грош пятаков не по собственной злой воле, а только по тому, что меня законы к тому обязывают. И так все благородно звучит, пока кто-то не задастся вопросом, а откуда такие законы-то взялись.

Примерно в это время началась активная разработка сланцевого газа в США, строительство заводов СПГ и в энергетической стратегии Европы стала преобладать логика, что Европа хотела бы снизить свою зависимость от российского газа и закупать в России не более 30% потребления, остальное покупая из Норвегии, Алжира и на рынке СПГ. Все 2010-е годы прошли под идеей того, что вот-вот в Европу пойдет и газ из Египта, и газ из Израиля, и газ из Азербайджана, и американский СПГ, которого вообще станет столько, что мировые цены на газ рухнут, да и вообще, сколько того газа надо будет и когда – ну, так, изредка, когда ветер совсем уж не дует и солнце совсем уж не светит. Фактически, Газпрому стали сигнализировать, что мы, конечно, газ у вас покупать будем, но в умеренных объемах и по низким ценам, но при этом надеясь, что газа в мире будет всегда в достатке, чтобы, если что, купить сколько надо. Кроме того, поскольку были времена, когда существовал консенсус, что у Газпрома чуть не 30% профицита мощностей, Европа, по всей видимости, пребывала в уверенности, что даже если вдруг СПГ не будет хватать для покрытия пикового спроса, всегда можно будет докупить у России.

А что в это время происходило в России? Начиная с 1980-х годов, основная добыча газа в России шла с месторождения Надым-Пур-Тазовского региона – это Уренгой, Ямбург, Русское, Медвежье. Административно это в Ямало-Ненецком округе, но географически это не Ямал, а юго-восточнее. От них был построен так называемый Центральный газовый коридор, несколько ниток магистральных труб, идущих через Среднее Поволжье, Украину, Словакию в Западную Европу. В 1990-е был построен дополнительный маршрут через Ухту, Тверскую область, Беларусь и Польшу в Германию. Но месторождения, снабжающие эти трубопроводы, старели, им на смену пришло новые, Бованенковское и Харасавей, расположенные собственно на полуострове Ямал. Теоретически от них можно было проложить перемычку на юго-восток и пустить их газ по старой системе «Уренгой-Помары-Ужгород». Но тогда пришлось бы иметь дело со старым трубопроводом, с выработанным ресурсом, на котором достаточно скоро пришлось бы заменять трубы, насосные агрегаты и так далее. Кроме того, с 1980-х техника шагнула вперед, если тогда трубопроводы строились на рабочее давление 70 атмосфер, то сейчас строят на 120, а это значит, что можно реже ставить насосные станции, меньше тратить энергии на перекачку. Т.е. для того, чтобы старый трубопровод смог принять объемы Бованенково и Харасавея, фактически пришлось бы построить новый трубопровод в коридоре старого. Заметим, что при строительстве Северного коридора от Ямала к Балтике полностью новое строительство было только от Ямала до Ухты, а дальше новые трубы пошли в коридоре старого трубопровода «Сияние Севера». Кроме того, Северный маршрут сильно короче Центрального. Так что, смысл в строительстве экспортной системы по такому маршруту вполне был даже без оглядки на проблемы с Украиной.

Северные Потоки – это, в первую голову, не маршрут в обход Украины для старого уренгойского газа. Это экспортный маршрут для нового газа с Ямала.

Но сухой остаток таков – газ с новых месторождений направить в старый транспортный коридор можно только в весьма ограниченных объемах – какие-то перемычки между ними есть, но предназначены они, скорее, для внутреннего газоснабжения. Какие-то регионы можно снабжать по обеим трубам и можно высвободить некоторые объемы в центральной трубе, снабжая их из северной. При этом, существует перемычка, позволяющая направить газ с Уренгоя в Северный коридор (Пунга-Ухта), так что, если нужно, какой-то объем газа с уренгойско-украинского маршрута снять действительно можно, хотя повторюсь, смысл этого газопровода, проект которого начали разрабатывать еще в советское время, был не в этом.

Интересно, что Газпром затевал строительство Северного Потока 2 в консорциуме с европейскими энергетическими компаниями, в том числе, и для того, чтобы компания-владелец и оператор трубопровода была от него независимой и чтобы избежать обвинений в манипуляции тарифами. В 2014-м из-за давления и США европейские компании вышли из акционерного капитала проекта, но проект остался отдельной компанией с отдельной бухгалтерией. Еще очень интересно требование некоторых европейских политиков применять к Северному потоку 2 полной мерой все требования Третьего энергопакета. Казалось бы, справедливо, закон одинаков для всех. Только вот эти требования не применяются ни к одному другому трубопроводу, доставляющему газ в Европу, в том числе, и совсем недавно построенному трубопроводу TAP, идущему из Азербайджана через Турцию и Грецию в Италию и не планируются к применению для заново обсуждаемых трубопроводов из Восточного Средиземноморья, при том, что к доступу в TAP у третьих сторон может быть интерес, а вот интересы каких альтернативных поставщиков может затрагивать желание Газпрома использовать 100% мощностей СП-2, придумать довольно трудно.

В 2020-м году было завершено строительство Турецкого потока и продолжающих его трубопроводов. Этот маршрут, действительно, конкурент украинского маршрута и получает газ из тех же трубопроводов, которые доставляют его на российско-украинскую границу. Вместо того, чтобы снабжать Болгарию, Грецию, Турцию и Сербию через линию, идущую от Украины через Румынию по западному берегу Черного моря, газ попадает в район турецко-болгарской границы по морю, из Турции в Болгарию, оттуда в Грецию и Сербию и через Сербию может попасть в Венгрию, ранее получавшую газ из района Ужгорода. Без этого маршрута, наверное, действительно можно было обойтись и его смысл, действительно, в создании альтернативы украинскому маршруту. Впрочем, в ситуации, когда страна, через которую проходят транзитные маршруты, называет страну-источник газа своим врагом, накладывает на нее санкции и открыто заявляет, что газовый транзит для нее – это средство политического давления и рычаг воздействия, трудно считать желание создать альтернативу неоправданным.

* * *

Газпром достаточно давно действует в предположении, что потребление импортного газа в Европе будет расти, невзирая на энергопереход, просто потому, что собственные европейские источники уменьшаются, а потребление падает не так быстро, и несмотря на желание диверсифицироваться, альтернатив российскому газу не так много. Именно поэтому Газпром и строил Северные потоки, несмотря на режим наибольшего неблагоприятствования, существовавший в последние 7 лет, да, пожалуй, и ранее тоже. Такие системы строятся на десятилетия, а политический климат меняется.

Но с другой стороны, поскольку в ближайшее время особой любви не ожидалось, ожидался пик предложения СПГ, в добычную базу для этого трубопровода вкладывались меньше и сдвигали полное развитие месторождений на более поздние сроки, тем временем развивая проекты, ориентированные на Китай.

Одновременно с этим, Газпром был вынужден принимать в расчет заявления других российских компаний. Сейчас положение таково, что на российском рынке Газпром давно уже не монополист, российские компании имеют полный доступ на внутренний рынок, а Газпром работает как балансирующий поставщик, закрывая разницу между поставками остальных российских компаний и спросом. Соответственно, планируя свои добычные мощности, Газпром делает предположения о размере остающегося на его долю внутреннем рынке. Несколько лет назад Роснефть заявляла об очень крупных планах в части работы на внутреннем газовом рынке, которые пока не материализовались, настолько, что Роснефть вынуждена закупать газ для обеспечения своих обязательств по долгосрочным внутрироссийским контрактам с промышленными и энергетическими покупателями. Эту разницу в спросе и предложении в конечном счете физически покрывает Газпром из своих резервов.

Из этого, кстати, следует, что предложение Роснефти облегчить кризис в Европе, дав ей возможность экспортировать 10 млрд. м3 в год, ровным счетом ничего не даст для общего европейско-российского баланса, так как эти объемы будут не дополнительными, а снятыми с российского рынка, их будет вынужден заместить Газпром из своей добычи.

* * *

На этом позвольте описание обстоятельств закончить и перейти к событиям этого года.

Итак, что же происходило и происходит в этом году с российскими поставками? Действительно ли Россия и Газпром объявили Европе газовую войну и шантаж? Я в этом вопросе сторонний наблюдатель и могу лишь выдвигать объяснения происходящему и гипотезы, опираясь на доступную информацию и факты, вроде объемов добычи и объемов прокачки по различным направлениям.

Информация, в принципе, доступна каждому, часть в статистике прокачки газа на европейской платформе ENTSOG (вас может интересовать статистика по точкам прокачки Greifswald, Kodratki, Sudzha, Sokhranovka и Strandzha-2), в статистике ЦДУ ТЭК,

много данных можно найти в аналитическом отчете Виталия Ермакова вышедшем в Oxford Institute of Energy Studies. Есть источники, требующие подписки и регистрации (некоторые из них бесплатны) – Standard and Poors, IHS Markit.

Сразу скажу, что межгодовыми сравнениями следует пользоваться с осторожностью. Например, в 2019 году и сам Газпром, и его европейские клиенты активно наполняли европейские хранилища, опасаясь перебоев в поставках после истечения 10-летнего транзитного контракта с Украиной и возможных сложностей с появлением нового, но происходило это на фоне мягкой погоды.

В России велика разница между летним и зимним потреблением. Разница в потреблении между летним и зимним месяцем может быть двукратной. Держать добычные и транспортные мощности, используемые только часть года – расточительство, поэтому традиционная модель газовой отрасли – держать мощности, покрывающие среднегодовое потребление, а в районах потребления иметь мощности хранения, в которые закачивается газ летом и из которых поднимается зимой. Обычный уровень запаса к осени – около 70-75 млрд. м3. Из зимы выходят с объемом около 35, хотя бывало, что оставалось и 50, как весной 2016 года. А в этом году осталось 18 при этом, отбор из хранилищ кончился на месяц позже. Максимальная наблюдавшая месячная добыча Газпрома в последние годы – 45 млрд. м3. Это означает, что между апрелем и октябрем, за 6 месяцев, Газпром должен был положить в хранилища четверть добываемого, полторы месячных добычи.

Итак, судя по данным статистики, каждый месяц 2021-й года Газпром добывает практически столько же газа, сколько в 2018 и 2019 годах, значительно больше, чем в 2020-м и 2016-2017-м. В августе добыча вообще рекордная, на 10% выше, чем в рекордные годы-предшественники, несмотря на аварию на Уренгойском ГПЗ. Часть этой добычи идет в Китай, но пока это меньше процента общей добычи.

Тем не менее, экспорт в Европу (если считать с теми объемами, которые проходят через Турцию) был на уровне 2020-го года, в январе поставили на 2 млрд. м3 больше, в августе на столько же меньше – и это объяснимо необходимостью заполнять хранилища в России. Разница с пиковым по объемам поставок за границу 2019 годом около 2 млрд м3 в месяц – и это как раз и объясняется лишними 12 млрд газа, которые нужно заложить в хранилища по сравнению со среднестатистическим годом.

Где здесь шантаж, где намеренное сокращение поставок в голодный год? Я не вижу.

При внимательном рассмотрении данных ENTSOG, можно увидеть два заметных сокращения – с 1 октября значительно меньше газа идет по трубопроводу Ямал Европа и через Украину. Вот же, казалось бы, намеренное сокращение в разгар кризиса. Но и тут есть объяснения. Газ с Сохрановки и Суджи на российско-украинской границе ушел на Странджу-2 на турецко-болгарской, это объемы, которые Венгрия теперь получает по южному маршруту, а не через Украину. В этой части баланс поставок в Европу сохранился. А что же с польско-белорусской частью? В октябре, как мы знаем, началось заполнение Северного потока-2. Перед тем, как по трубопроводу что-то можно было прокачать, он должен быть полностью заполнен газом, и лишь после этого на каждый кубометр закачанный с одного конца, можно будет получать этот же кубометр с другого. ПО моим прикидкам, рабочий объем двух ниток СП-2 – 1.3 – 1.5 млрд. м3. С Ямал-Европа сняли 65 млн. м3 в день, т.е. СП2 должны заполнить за месяц. Если ограничения поставок по маршруту Ямал-Европа сохранятся и после этого, будет повод для размышлений, но пока ситуация выглядит достаточно невинно и объяснимо.

* * *

Остается, конечно, вопрос, способен ли был Газпром добыть больше летом и способен ли он сейчас увеличить поставки в Европу.

Одно из мнений – что Газпром хоть и не устраивал этого кризиса, но вполне ему рад и не очень склонен его облегчать. Здравые аналитики, в отличие от политизированных пропагандистов, все-таки далеки от обвинений Газпрома в шантаже и попытке добиться своего рыночной дубиной, но для Газпрома объективно переключение modus operandi в отношении СП-2 из режима враждебности в режим разумной кооперации явно не помешало бы, а в обстановке дефицита газа на этот проект смотрели бы более благосклонно.

Кроме того, Газпром отрицательно относится к модели рынка, основанной на спотовых контрактах и предпочитает ясность: «Скажите, сколько вам газа надо, сколько резервных мощностей под вас держать, заплатите за это и мы все сделаем.». И действительно, так работать гораздо легче, чем создавать технические резервы за свой счет, не зная, понадобятся ли они. Поэтому, Газпрому приятно видеть ситуацию, в которой адепты гибкости и спотовых контрактов не могут купить достаточно газа, а тот, который могут найти, достается им по заоблачным ценам, пусть даже эта цена и не достается Газпрому (а она ему и не достается, так уж устроены формульные контракты Газпрома. Сколько-то достанется через 6-9 месяцев, когда эти цены будут учтены в тех контрактах, цены которых завися не от нефтяной привязки, а от газового спота, но по этим контрактам покупатели в соответствующие периоды наверняка закажут минимум газа). Спикеры Газпрома сейчас не устают повторять, что те, кому газ достается по формульным ценам, платят за него в несколько раз меньше нынешних спотовых цен. Наверняка этот аргумент будет использован и при следующих обсуждениях формульных контрактов.

Справедливости ради, так этот мир и работает, строить и содержать резервные мощности, которые бывают нужны в периоды дисбаланса рынка – это дорого. Окупаться они могут либо через абонентскую плату в долгосрочных контрактах, либо через сверхвысокие цены в периоды дефицитов. Парадокс и противоречие в том, что политики и покупатели не видят этих затрат и равно не любят и долгосрочных контрактов с ценами, заметно превышающими краткосрочные издержки, и когда кто-то «наживается на дефиците», но откровенно недооценивают ту ценность, которую создает для них провайдер резервных мощностей и склонны принимать такой сервис за должное.

Таким образом, некоторые стратегические причины вести себя оппортунистически и придерживать возможные дополнительные объемы у Газпрома, наверное, были. Но были ли возможности этих дополнительных поставок?

В этом году мы практически не увидели снижения добычи между летом и зимой, а раньше она составляла до 30%. Кроме того, операционный подход Газпрома таков, что все ремонты, обслуживание установок и так далее сдвигается на июль-август, под это останавливалось до трети добывающих мощностей. По оценкам аналитических агентств этим летом у Газпрома практически не было простаивающих мощностей. В принципе, возможно поднять добычу на существующих месторождениях, набурив дополнительных скважин. Обычно для освоенных месторождений это не имеет особого смысла, так как эти новые скважины просто будут красть запасы у уже существующих, общая добыча от этого не вырастет, а может даже и упасть, но нынешние цены таковы, что ускорение добычи может вполне окупить эти новые скважины. Но строительство скважин со всеми разрешениями – это вопрос, в лучшем случае, нескольких месяцев, а то и года. Кроме того, на старых газовых месторождениях нужно ставить дожимные компрессоры для того, чтобы поместить дополнительный низконапорный газ в трубу, а это и дорогое, и долгопроизводящееся оборудование. В ситуации, когда нет уверенности, как долго продлится этот период высоких цен (при благоприятной погоде дефицит может исчезнуть так же, как и возник), желания совершать такие экстренные траты может быть не много.

И как бы то ни было, и это важно помнить, Газпром уж точно не раскачивал лодку и не снижал поставок. А вот СПГ, рекламировавшийся как надежная опора и оплот энергобезопасности Европы, как «молекулы свободы» из США, так и газ из Катара, в нужный момент направился куда-то еще, где больше заплатили.

Кризис вроде бы позади, цены вроде бы возвращаются с заоблачных высот к просто высоким, летний спрос в Азии снижается, потоки СПГ, наверное, пойдут в сторону Европы, бог даст, зима выдастся мягкой. Но теперь Европа стоит перед непростым долгосрочным выбором. В принципе, случилось ровно то, о чем говорили уже лет пять – поспешный переход на ВИЭ в отсутствие мощностей аккумулирования энергии и без поддержания в рабочем состоянии достаточного количества мощностей традиционной энергетики снижает устойчивость энергосистемы. Теоретически можно построить мощностей ВИЭ с огромным запасом, чтобы даже при слабом ветре и пасмурной погоде они вырабатывали достаточно электричества. Правда, это сильно уронит доходность не только новых, ну и существующих мощностей ВИЭ, так как создаст еще больше периодов, когда солнечного и ветрового электричества будет слишком много и цена на электричество будет отрицательна. К тому же, это будет стоить таких денег, что платить абонентскую плату хозяевам традиционных станций и их поставщикам топлива, пожалуй, выйдет сильно дешевле, но такое решение идет в разрез с господствующей идеологией. Альтернативой будет поискать заговорщиков и их происки, успешно найти виноватых, ввести против них какие-нибудь дополнительные проскрипции, подобно тому, как средневековые правители, оказавшись в долгах, выгоняли из своих владений евреев и ломбардцев на радость добрым христианам. Правда хватало такого решения проблемы очень ненадолго.