Поведенческий надзор как новая гайка ЦБ

Исполнительный вице-президент АРБ Эльман Мехтиев продолжает серию бесед о поведенческом надзоре. В этот раз тему обсудили с президентом НАУМИР и председателем совета директоров СРО «МиР» Алексеем Саватюгиным.

Эльман Мехтиев: Добрый день! Спасибо, что нашли возможность встретиться… Мы продолжаем серию бесед о поведенческом надзоре. К вам, Алексей Львович, вопрос именно как к защитнику отраслевых интересов микрофинансового сектора. Что такое поведенческий надзор, с вашей точки зрения?

Алексей Саватюгин: По названию понятно, что это надзор за поведением. На протяжении четверти века банковского надзора в России это был надзор пруденциальный, то есть надзор за формальными нормативами, которые можно вычислить из строчек баланса или из какой-то официальной отчетности. Сейчас Банк России объявил о дополнении к пруденциальному надзору (он никуда не девается, наоборот, только усиливается с базельскими требованиями и прочим) надзора поведенческого — более абстрактного и менее формального. Как у нас в школе: были оценки по физике, русскому языку, физкультуре, где были конкретные нормативы, и была оценка за поведение, которая формально никак не обрисовывалась. Там не было контрольных работ по поведению, не было нормативов, а просто оценка, понравилось учителю или не понравилось. Какие-то моральные принципы. Вот сейчас это пытается ввести и Банк России. Он тут не оригинален. Многие регуляторы мира внедряют поведенческий надзор, но, конечно, у нас всегда есть российская специфика и нюансы.

Эльман Мехтиев: Подождите, почему вы вспомнили о школьном дневнике? Вы хотите сказать, что Центральный банк тоже заведет дневники?

Алексей Саватюгин: Скорее всего, да. То есть сейчас под контроль Банка России переходит любое поведение финансового субъекта на рынке, что с точки зрения его бухгалтерского баланса, что с точки зрения его отношений с регулятором, клиентом, контрагентом, конкурентом — вообще все.

Эльман Мехтиев: А кому дневник будем показывать?

Алексей Саватюгин: В школе учитель ставил оценку, а родители проверяли дневник, и, если оценка плохая, то наказывали ученика или не наказывали, в зависимости от своего отношения, здесь же получается, что учитель оценку ставит и самому себе показывает, он же наказывает или не наказывает.

Эльман Мехтиев: Кого наказывает? Себя?

Алексей Саватюгин: Нет, не себя. Ученика.

Эльман Мехтиев: Мне очень нравится ваша аналогия с дневником и ваш ход мыслей. Дневник играет роль некого коммуникационного инструмента между школой и родителями. Берем дневник, в котором надзор выставляет оценки какому-то финансовому институту. И все же: кто будет видеть эти оценки? Только сам надзор или только сам ученик? В чем тогда смысл?

Алексей Саватюгин: Сейчас это открытый вопрос. Банк России традиционно говорит, что не комментирует состояние действующих кредитных организаций, и не только кредитных — всех поднадзорных. А мы можем только как-то опосредованно, как независимые участники, со стороны, видеть: лицензию отозвали, из реестра исключили, ограничили прием вкладов, ввели временную администрацию. Но помимо этого там существует много промежуточных мер. Предписание, например.

Эльман Мехтиев: Или отключение от системы…

Алексей Саватюгин: Отключение от системы платежей, как правило, публично, а вот разные предписания или ограничения деятельности — непубличны. Также отнесение, например, кредитной организации к той или иной группе риска внутри ЦБ тоже непублично. Как будет вести себя Банк России в отношении поведенческого надзора, мне еще непонятно. Может, кому-то понятно. Что будет публичной оценкой, что непубличной. Я так понимаю: поведенческий надзор может довести вплоть до отзыва лицензии, если компания совсем плохо себя ведет.

Эльман Мехтиев: Наверное. Если пропишут это как основание для отзыва лицензии или прекращения действия лицензии на определенный период, но сейчас, кажется, этого нет.

Алексей Саватюгин: Пока нет, но пока это все только в рамках красивых слайдов и презентаций Банка России. Этого еще нет в оформленном Законе и в полномочиях ЦБ. Но в любом случае это продолжение дискуссии, которой несколько лет, о внедрении так называемого профессионального, или мотивированного, суждения. В общем, если с пруденциальным надзором все понятно — есть норматив Н1 или Н6, то тут трудно принимать разные решения. Есть отчетность, есть формула, и банк соответствует или не соответствует им. Минимальный размер капитала, превышение ставки кредита или еще что-нибудь. Несколько лет назад началась дискуссия о внедрении мотивированного суждения, профессионального суждения или еще какого-нибудь субъективного суждения. Вроде бы можно, но нельзя или, наоборот, вроде бы нельзя, но можно.

Эльман Мехтиев: Но очень хочется?

Алексей Саватюгин: Но очень хочется. А в отдельных случаях могут ли быть исключения, можно ли принимать во внимание какие-то факторы, которые не отражены в официальной отчетности? Было много дискуссий. С одной стороны, говорили: не все можно подогнать под конкретные формулы и сухие цифры финансовой отчетности, поэтому надо дать возможность регулятору принимать во внимание всю совокупность данных: и мнения учредителей, и мнения других органов, и какой-нибудь международный опыт. С другой стороны, были опасения: не слишком ли большие полномочия у регулятора, нет ли тут какого-то намека на коррупционную составляющую и нет ли тут возможности играть и непрозрачно принимать решения. Этой дискуссии лет десять только на моей памяти. Но до сих пор это все касалось пруденциального надзора, то есть надзора за соответствием каким-то критериям. Сейчас, с появлением идеи поведенческого надзора, где нет строгих нормативов, эта дискуссия должна разгореться с новой силой. Надо защищать права клиентов и права инвесторов? Надо вести честную конкуренцию? Надо ли раскрывать информацию? Надо. Не надо злоупотреблять положением? Не надо. Но это абстрактные идеи. В экономике традиционно есть проблема: эффективность против справедливости. Эффективность можно измерить количественно. Справедливость, к сожалению, пока что нет. Вот тут место для мотивированного суждения: права каких инвесторов надо защищать? Миноритариев? А если миноритарии — гринмейлеры и, наоборот, пытаются захватить компанию вопреки ее интересам? Значит, надо защищать права мажоритариев. Права клиентов надо защищать? Надо. Но нет ли клиентов, которые злоупотребляют своими правами? Все это — мотивированное суждение.

Эльман Мехтиев: Говорят, что если нельзя, но очень хочется, то теперь это называется регуляторной песочницей…

Алексей Саватюгин: Да, есть и такое…

Эльман Мехтиев: Если десять лет назад или более шли дискуссии о пруденциальном надзоре и о мотивированном суждении, то почему вдруг сейчас возникла дискуссия о поведенческом надзоре? Что случилось?

Алексей Саватюгин: Случились неприятности в виде мини-кризисов и кризисов. С одной стороны, сократилось количество участников рынка. С другой стороны, усилился регулятор как таковой. Он стал мегарегулятором и под своим крылом собрал не несколько сотен банков, а несколько тысяч самых разных финансовых институтов, которые, как правило, связаны друг с другом. Усилилось проникновение финансовых услуг, то есть в финансовый рынок вовлечены уже десятки миллионов наших граждан. У них растет финансовая грамотность. Они уже понимают, что имеют право на что-то. Растет количество жалоб.

Общая макроэкономическая ситуация давит на финансовые институты. Им все сложнее выполнять требования регулятора. Слабые уходят, но и сильные становятся слабее. Реальность складывается так, что они перекладывают свои проблемы на клиентов. Клиенты, естественно, недовольны, потому что, вообще-то, у них тоже падает уровень доходов и они не хотят, чтобы финансовые институты жили за их счет. Регулятор должен реагировать. Регулятор говорит: «Давайте проверим. Капитал вроде есть, нормативы вроде есть, все формальные требования выполняешь, но на тебя, дорогой, тысячи жалоб. Значит, надо как-то реагировать. Значит, ты нарушаешь что-то другое».

Эльман Мехтиев: А вот что нарушаешь, не знаем?

Алексей Саватюгин: Нарушаешь какие-то пока что еще эфемерные принципы честного бизнеса, которые только предстоит определить.

Эльман Мехтиев: И сейчас это стало более актуально, чем было раньше?

Алексей Саватюгин: Более актуально. Опять-таки, повторюсь, потому что у одного регулятора стали концентрироваться жалобы по всем сегментам. Раньше-то он мог собирать только жалобы на банки. Сейчас лидеры по количеству жалоб — не банки, а страховщики, микрофинансовые организации.

Эльман Мехтиев: Если бы собирали жалобы на коллекторов, то лидерами были бы коллекторы, наверное?

Алексей Саватюгин: Еще месяца нет новому Закону. Но уже видно, что с его введением количество жалоб на коллекторов сильно уменьшилось. Однако Центральный банк отказался регулировать коллекторов. Это была жесткая позиция и, на мой взгляд, неправильная.

Президент НАУМИР и председатель совета директоров СРО «МиР» Алексей Саватюгин, исполнительный вице-президент АРБ Эльман Мехтиев
Фото: Альберт Тахавиев, Finversia.ru

Эльман Мехтиев: Алексей Львович, вопрос с учетом вашего уникального опыта нахождения по обе стороны баррикад… Допустим, вам дали такой проект: ввести поведенческий надзор во всей финансовой индустрии. С чего бы вы начали выполнение проекта, его реализацию?

Алексей Саватюгин: Я бы понимал, что это сложно. И нынешние руководители ЦБ тоже понимают. Мне понятно противодействие внутри ЦБ, потому что сейчас поведенческий надзор за всеми финансовыми институтами концентрируется в одном внутреннем подразделении. Каково бы оно ни было, как бы ни называлось и под каким бы зампредом ни находилось — в любом случае введение поведенческого надзора затрагивает полномочия действующих надзоров. Раньше была вертикаль банковского надзора. Они понимали, что все банки их и они там главные.

Эльман Мехтиев: То же самое — в страховании.

Алексей Саватюгин: В любом сегменте: НПФ, фондовый рынок, микрофинансы. У них был начальник — профильный отраслевой департамент, который их курирует, и вдруг появляется некоторая новая структура.

Эльман Мехтиев: Которая какое-то время будет единственной…

Алексей Саватюгин: Да, пока заявлено, что это будет единая структура, которая пронизывает все сегменты финансового рынка. Получается, что у любого финансового субъекта, в том числе у маленькой микрофинансовой организации или кредитного кооператива, вдруг неожиданно появляются в ЦБ два начальника: профильный департамент, который осуществляет пруденциальный надзор, и еще один профильный департамент, который осуществляет поведенческий надзор. И обоим надо соответствовать. Понятно, что трудно выполнять пруденциальные требования, которые все время ужесточаются. Несмотря на то что периодически Банк России вспоминает о контрциклическом регулировании, то есть о том, что во времена экономического роста можно чуть-чуть прижать, чтобы жирок накапливали. А когда сложно, можно чуть-чуть гайки отвинтить, потому что за счет накопленного можно как-то просуществовать. Это на словах и в теоретических моделях. На практике мы видим, что гайки работают только в одну сторону: в сторону закручивания вне зависимости от экономического цикла.

Эльман Мехтиев: Хорошо хоть ключ гаечный есть.

Алексей Саватюгин: Да, но он в одну сторону работает. И тут вдруг при ужесточении пруденциальных требований вводятся новые требования — поведенческие. Ни один участник рынка не скажет, что не надо соблюдать правила честной игры или что можно нарушать права своих клиентов. Происходит резкое увеличение регуляторной нагрузки, с одной стороны, пруденциальной, формальной нагрузки, а с другой — поведенческой, неформальной и не очень определенной. Потому что сюда включаются и стандарты СРО, к которым очень расплывчатые требования, и стандарты конкурентной борьбы, которые предлагает ФАС, и стандарты, которые частично заимствованы из практики Роспотребнадзора, «любимого» финансистами, и положения Закона о защите прав потребителей, и масса еще чего. Есть общая идеология: необходимо увеличивать финансовую доступность для граждан, это с одной стороны. С другой стороны, мы не можем увеличивать финансовую доступность, потому что на нас давят ограничения по расширению кредитования, по необходимости ужесточения скоринга, по расчету долговой нагрузки на гражданина. Одни цели регулятора входят в противоречие с другими целями.

Эльман Мехтиев: Так счего бы вы начинали? С согласования целей?

Алексей Саватюгин: С расстановки приоритетов, целей. Если мы прочитаем стратегию развития финансового рынка или послушаем заявления больших начальников, то там все правильно. Надо следить за системными рисками. Надо следить за стабильностью финансовой системы. Надо, чтобы не было банкротства и прочего. Надо расширять финансовую доступность. Надо увеличивать финансовую грамотность. Надо следить за правилами. Все это надо, но сейчас это цели одного порядка, а они, вообще-то, противоречат друг другу. В экономической теории есть правило — необходим поиск компромисса между развитием финансовых рынков, то есть глубиной их проникновения и увеличением самого финансового сектора и экономическим ростом как таковым. В терминах Ассоциации российских банков была «банкизация всей страны», а сейчас можно говорить о финансиализации всей страны.

Эльман Мехтиев: Будем говорить о «банкизации 2.0».

Алексей Саватюгин: Но есть международные исследования, которые говорят, что развитие финансового сектора способствует экономическому росту. Причем причинно-следственная связь такая: именно вначале развитие финансового сектора, потом экономический рост. Но на определенном этапе, когда слишком много кредитов и раздуты пузыри на долговом рынке или на рынке акций, финансовый сектор начинает тормозить экономический рост. Повышаются риски в целом для экономики. И главное — этот момент не упустить. Главное — руководству понять, когда надо ускорять финансовый сектор ради ускорения экономики, а когда чуть-чуть притормаживать, чтобы финансовый сектор не обрушил экономику. Мы все помним subprime-кризис 2008 года. Для этого нужны приоритеты. Вот сейчас этих приоритетов, к сожалению, нет. Если бы я был большим начальником, я бы определил место России как страны и российской финансовой системы в этом цикле.

Эльман Мехтиев: Как вы считаете, когда будут видны результаты того, что пытаются назвать поведенческим надзором? Ведь машина запущена, встречи проходят.

Алексей Саватюгин: Видимо, машина будет явно запущена в этом году. Уже сейчас финансовые институты (я сужу по микрофинансовым организациям) видят, что у них два начальника. Они знают их в лицо и смотрели им обоим в глаза.

Эльман Мехтиев: Что-то новое увидели?

Алексей Саватюгин: Нет. Глаза все те же, знакомые, но только финансовые институты понимают, что теперь их в два раза больше. Однако я думаю, что до реальных результатов, когда можно будет говорить о том, удалось или не удалось, успешно или не успешно, должно пройти несколько лет. Я пессимистически отношусь к тому, чтобы оценивать итоги самой реформы. Реформа сложная, неоднозначная и связана с напряжением внутри самого регулятора. Никто не хочет делиться полномочиями. В самом большом регуляторе (в ЦБ 60 тыс. сотрудников) у каждого сотрудника свои представления о прекрасном, о вечном, о том, как надо сделать. Все с высшим образованием, все умные люди. Я бы, вообще-то, постоял в сторонке и посмотрел бы, как оно там разрешится.

Эльман Мехтиев: Вы мне напомнили о стихотворении Маяковского «Христофор Колумб»: «Я б Америку закрыл, слегка почистил, а потом опять открыл — вторично». То есть вы предлагаете рынку постоять немножко в стороне и посмотреть, когда же регулятор сможет определиться и внутри себя согласовать?

Алексей Саватюгин: К сожалению, рынок не может постоять в стороне. Это инвестор, который решил инвестировать в финансовый рынок, может постоять. Он говорит: «У меня есть свободный капитал. Я подожду два, три года, пять лет, посмотрю, что тут будет, и потом решу, инвестировать мне в финансовый рынок России или не инвестировать». И мы видим, что сейчас инвестиций нет. Новые банки не открываются, новых никого нет: ни НПФ, ни страховых компаний. МФО — штучные единицы. Баланс между отзывом лицензий и выдачей новых лицензий уже много лет отрицательный. Если бы просто Банк России убирал слабых игроков и очищал от недобросовестных... Но если рынок был бы интересен для инвестиций, появлялись бы новые игроки. Однако старые уходят, а новые не приходит. Это значит, рынок вообще не интересен инвесторам. А вот это уже вопрос к регулятору. Если ты делаешь рынок неинтересным для инвесторов, то правильно ли ты себя ведешь?

Эльман Мехтиев: То есть, подводя итоги, можно сказать, что в начале пути регулятор должен сам определиться с тем, что он предлагает, а потом уже превращать это в надзор? Спасибо за такой поворот темы, уделенное нам время и беседу!

Алексей Саватюгин: Спасибо!

Другие материалы цикла Эльмана Мехтиева "Поведенческий надзор":

- Поведенческий надзор — равно превентивный?

- Поведенческий надзор, или Манипуляция во благо