Какими бывают плавающие курсы валют?

Именно такие режимы и у узбекского сума (USDUZS +47% за 5 лет) , и у армянского драма (USDAMD -20%), и у рубля (USDRUB +48%), летающего между ними все 5 лет. График рисовал вчера специально для сессии на Финансовом конгрессе о ДКП и финстабильности в компании с тремя центробанкирами – зампред ЦБ РФ Ксения Юдаева, главы ЦБ Узбекистана Мамаризо Нурматов и ЦБ Армении Мартын Галстян. Курс был выше 93, но потом, видимо от стыда, вернулся ниже зеленой линии.

Один из вопросов сессии звучал так: что для вас определяет границу между «нормальной» волатильностью финансовых рынков и ситуацией, в которой реализуются риски ФС?

У последователей MMT на него есть ответ. Записывал в 2021 в medium (и тут). Денежный суверенитет, а значит и риски финстабильности, характеризует комбинация способности выдерживать, избегать и/или противостоять значительному ослаблению национальной валюты без разворота в бюджетной или монетарной политике.

Россия пока не может ни выдерживать, ни избегать, ни противостоять волатильности рубля без этого разворота. Хотя рисков финстабильности в узком смысле рисков для банков не испытывает. В прошлом году отказались от бюджетного правила (и не стали продавать валюту из ФНБ на 3 трлн), собрали кучу налогов с Газпрома. В этом году пытаемся собрать с экспортеров дополнительные налоги, чем заставляем их не показывать реальную валютную выручку. А сейчас ещё наметился разворот в монетарной политике. Перенос курса в цены у стран с формирующимися рынками 1 в 1 в долгосрочной перспективе.

Банк России считает, что ослабление рубля из-за торговых потоков (экспорт сократился, импорт вырос), но не замечает потоков капитала. Отток ~$300 млрд в 2022 не мог весь уйти в никуда – $50-100 млрд могло заваляться на счетах корпоратов за рубежом. В 2023 отток будет в 3-4 раза меньше, но это тоже много. Потоки капитала нужно идентифицировать и регулировать – так, чтобы они не были безвозвратными подарками. Другой вариант – компенсация дефицита бюджета продажами юаня и золота.