Евгений Бернштам: «Главное – ощущать удовольствие от жизни»

Создатель и совладелец компаний и проектов «Фосборн Хоум», «Секвойя Кредит Консолидейшн», «Финотдел», «Домашние деньги», «Гифт Солюшнз».

– Буквально на днях появились первые сообщения от новой компании микрофинансирования «Финотдел». И они уже потому привлекли внимание, что стало известно – это новый проект Бернштама. Давайте о нем поподробнее.

– Ничего сенсационного в этом проекте нет. «Финотдел» специализируется на выдаче микрозаймов индивидуальным предпринимателям и малому бизнесу. Это то самое классическое микрофинансирование, о необходимости которого так много говорят, но которого в реальности так мало на рынке. Мы предполагаем этот дефицит во многом восполнить. Причем планы довольно масштабны. В 2010 году предполагаем выдать более полутора тысяч займов на общую сумму около 800 миллионов рублей

Есть и другой, не менее интересный проект – «Домашние деньги». Это тоже микрофинансирование, но уже – для физических лиц. Вот этот проект сам по себе уникален – как по бизнес-модели, так и по объему средств, которые предоставляются в долг людям. Вообще, прародителем этой бизнес-модели является британская компания Provident, которая существует на рынке уже 128 лет, из которых 120 лет благополучно котируется на лондонской бирже. И, кстати, во время кризиса акции этой компании не опустились ни на один цент, ее капитализация составляет сегодня около 2,5 млрд. фунтов. Представляете масштабы? Причем эта британская модель последние 15 лет успешно разворачивается во всей Восточной Европе, Мексике, Никарагуа и проч. Наш же выбор названия проекта в данном случае точно передает суть бизнес-процесса: общение с клиентом происходит не в офисе, не в каких-то специализированных подразделениях компании, а дома у клиента.

По сути, здесь произошло смешение двух видов бизнеса. Один – это классический финансовый ритейл. Второй – это сетевой маркетинг.

– В одну упряжку впрячь возможно коня и трепетную лань?..

– Вот смотрите, какая схема. Основным движущим ядром этого бизнеса являются агенты, осуществляющие прямой контакт с клиентом. Потенциальный заемщик, видя рекламу и оповещение о том, что он имеет возможность в течение 48 часов получить определенную сумму денег, звонит по телефону «горячей линии» и оставляет в компании данные о себе – кстати, весьма ограниченные. Далее его проверяют – кстати, это наше дополнительное изменение в модель бизнеса, в Британии вообще никакой проверки не осуществляется. Если клиент соответствует нашим требованиям, то есть не был судим, не является должником банков, не тунеядствует, то к нему на дом по предварительной договоренности по телефону отправляется сотрудник компании – персональный менеджер. Менеджер проводит «визуальный скоринг», проще говоря – смотрит, кто в доме живет, какая домашняя утварь, есть ли «элементы антиздорового образа жизни» в виде оторванных обоев или закатившихся в угол пустых бутылок. И принимает решение о выдаче займа. Максимальный размер займа – 25 тыс. рублей, минимальный – 3 тыс., максимальный срок – один год.

Идем дальше. Не через квартал и не через месяц, как мы привыкли в банковском кредитовании, а ровно через неделю этот же самый агент по договоренности с клиентом вновь приезжает к нему домой и забирает часть взятой суммы вместе с приростом. И через ближайший терминал системы электронных платежей деньги оказываются в компании.

– И насколько высокий процент у вас?

– У нас нет процента как такового, у нас есть аннуитет. Размер платежа определен, он у нас есть на сайте, в калькуляторе, в договоре все предельно открыто. Подписывая двухстраничную оферту, клиент заранее знает, когда и сколько он будет платить. Никаких скрытых элементов, комиссий и т.д. и т.п.

– Думаю, все же, этот самый «прирост» довольно весом.

– В этой модели имеются риски, и они выше, чем в банке. Учтены ли они в расчетах? Да, учтены. Сопоставимы ли размеры этого «прироста» с теми, что заложены в банковских моделях экспресс-кредитования или кредитных карт? Да, сопоставимы. Более того, в некоторых банковских продуктах за счет всевозможных тонкостей и скрытых комиссий они выше, чем у нас.

– И прибыль на таких маленьких ссудах окупает работу разъездного агента?

– Агент не имеет зарплаты, он получает за каждый выданный заем, а основная доля его заработка формируется от суммы полученного компанией дохода. Естественно, его мотивация направлена на возврат денег в компанию. Он столько заработает, сколько наработает.

– Сколько сейчас агентов работает в этом проекте?

– Около 600. Мы работает в шести регионах – Москва, вся Московская область, Смоленская, Рязанская, Калужская и Тверская области.

– А количество клиентов на сегодня?

– Где-то порядка 25 тысяч.

– И продвигается все это, как я понял, за счет «сарафанного радио»?

– Рекламируется это несколькими путями, в основном мы обходимся без публикаций в средствах массовой информации. Реклама только полиграфическая. Мы взаимодействуем с официальными организациями, например, при объявлениях в подъездах это система «Чистый город». Есть так называемые «жировки» – это счета жилищных коммунальных контор. Плюс роль самого агента достаточно велика. Как я уже сказал, это центральное звено системы. Он сам распространяет рекламу, сам продвигает продукт.

– Вы упомянули, что в той же Британии в аналогичном проекте проверка заемщиков вообще не ведется.

– Там есть карточка социального страхования, и в ней есть в принципе все, что надо знать о клиенте. А у нас достаточно сложно найти какую-то единую базу данных о клиентах.

– А разница в степени финансовой дисциплины и порядочности на таком проекте как-то видна?

– Да, она видна, но я бы не сказал, что степень порядочности наших граждан меньше, чем порядочности граждан в той же самой Восточной Европе. Даже наоборот. Например, при такой бизнес-модели всегда существует внутреннее мошенничество – среди самих агентов. Так вот в Польше его объемы составили 11% от сумм выданных займов. А у нас в компании за два с половиной года всего лишь 21 случай нечистоплотности агентов.

– Напрашивается банальный вопрос: вы рассматриваете свои «Домашние деньги» как альтернативу банкам?

– Нельзя сказать, что это альтернатива банкам. Скорее дополнение. Банки никогда не пойдут в сегмент столь малых кредитов. Наши «Домашние деньги» подменяют отнюдь не банки. Они подменяют «черных брокеров», ростовщиков, спекулянтов и необходимость в случае форс-мажора собирать деньги по друзьям-знакомым.

– И все же давайте откровенно о рисках. Неужели правда, что риски невозврата здесь не больше, чем у классического розничного кредитования?

– Риски невозврата сильно разнятся между собой по регионам. В регионах они – до 2% от суммы займов, в Москве – около 20%. И знаете, почему? В регионах, допуская агента к себе в жилище, человек чувствует очень сильную не только экономическую, но и социальную ответственность. Ему не хотелось бы, чтобы сослуживцы по работе или соседи по дому знали, что он злостный неплательщик, что он украл деньги. В Москве человек, живя сегодня в одной квартире, завтра переезжая в другую, относится к этому более спокойно. Здесь нет такого элемента как репутация в своей среде обитания! Муравейник, каждый сам за себя. Поэтому, кстати, мы прекратили выдавать деньги живущим без регистрации.

– По большому счету идея микрофинансирования физических лиц большинством финансистов воспринимается примерно также как дипломированным хирургом – мануальный терапевт. Да, есть какой-то чудной Мухаммад Юнус с его «банками для бедных», ну так это экзотика, а не рынок…

– Она может восприниматься скептически, с ухмылкой, но, тем не менее, проект уже живет, доказал свое право на существование. Он является дополнением к банковской системе, ни в коей мере не вступая в конкуренцию с ней ни по способу выдачи, ни по размеру ссуд. И по целевой аудитории, кстати, тоже. Нашими клиентами в основном являются клиенты категории так называемой subprime, которые не могут получить деньги в банках на нецелевое финансирование.

Проект находится на этапе старт-апа, поэтому говорить о прибыльности еще рановато. Но бюджет проекта выполняется полностью, и мы уже восьмой месяц работаем в условиях положительного кэш-флоу. Акционеров это устраивает.

– Как родилась сама идея? Вы пришли к партнерам и предложили раздать россиянам свои «домашние деньги»?

– Еще проще. Мы обсудили это за пять минут и выделили деньги на подготовку бизнес-модели и изучение рынка. И наши сотрудники с блеском это сделали.

– А невозвраты вы передаете в «Секвойю»?

– Не только. Дело в том, что входящие в холдинг «Адела» компании между собой взаимодействуют исключительно на рыночных условиях. Поэтому в пользу «Секвойи» выбор осуществляется только при равных прочих условиях. Никаких привилегий. Но в основном «Домашние деньги» взимают деньги собственными силами или же продают свои невозвраты. Сейчас, например, выставлен на продажу первый лот наших «плохих долгов».

– Наверное, цена копеечная?

– Она сопоставима с ценой банковских плохих займов, кредитов – около 5% от номинальной суммы.

– «Финотдел» – это примерно тоже самое, но в применении к малому бизнесу?

– «Финотдел» – совершенно другая модель, другие продукты. В одни руки мы выдаем до 1 млн. рублей. Аудитория клиентов в основном делится на две части. Первая – это начинающие предприниматели, старт-ап. Вторая – представители классического российского малого бизнеса, небольшие предприятия торговли, производители строительных материалов, общепит и т.п. Именно этот слой малого предпринимательства сильно нуждается в деньгах и получить их в банках им практически невозможно. Банк требует залоги – у нас же обеспечением может являться «черная тетрадь», в которой ведется бухгалтерия. Мы не требуем залога, мы только постоянно мониторим бизнес нашего заемщика. Так что и здесь мы более чем конкурентоспособны.

– Охотно верю. В 2003 году у меня была своя небольшая компания, и я обращался в банк за кредитом. Причем кредит нам дали, но сама бюрократия вокруг была такова, что к семи работникам нужно было прибавлять восьмого – заниматься бумажками, связанными с кредитом. Плюс еще сроки выдачи…

– Совершенно верно. А мы выдаем в течение трех дней после обращения, причем оформление несложное…

– Опять же пример из собственной практики. Альтернативой банковскому кредиту была ссуда кредитного кооператива. Там было все быстро и легко. Но цена этой ссуды была крайне высока. И брать там деньги имело смысл только с расчетом за месяц обернуться. Взять на месяц было терпимо, а когда пришлось задержать выплату на год, то ссуда обошлась фактически в 100% годовых.

– Вы попали в точку, именно так. Но предприниматели мыслят совершенно по-другому, нежели сотрудники финансовых организаций. Например, за два месяца предприниматель, вложив деньги, получает 20% прибыли. И если он отдает за эти два месяца 10%, а другие 10% остаются ему, – его это устраивает и для него это хороший вариант.

Мы, перед тем, как открыть проект, ходили по рынкам – строительным, продуктовым – и получили очень интересные результаты опросов. Практически все предприниматели готовы брать такие займы, если они будут выданы оперативно даже с условием очень сильного мониторинга их бизнеса.

– Но что будет с теми, кто неудачно обернет вашу ссуду и будет вынужден затянуть сроки? Сколько таких может быть?

– Проект «Финотдел» еще только начал действовать, ему три месяца отроду, поэтому такой статистики нет еще. Первый заем нами был выдан в декабре, поэтому давайте встретимся с вами через год, и я буду готов ответить на этот вопрос.

– Тогда – вопрос, которому не мешает малый срок. Что происходит сейчас с известным вашим проектом – кредитным брокером «Фосборн Хоум»?

– «Фосборн Хоум» проходит глубокую реструктуризацию. Дело в том, что, будучи крупнейшим игроком на рынке организации розничного финансирования, «Фосборн Хоум» живет в тех же законах жанрах как и все остальные. Если рынок расширяется, то потребность в кредитных посредниках большая. Как только рынок скукоживается – сужается и потребность в посредниках. Сегодня, пройдя очень тяжелый путь, закрыв все филиалы, мы все же смогли сохранить компанию с очень хорошо узнаваемым брендом. Усовершенствовали свою IT-систему: она, как известно, по итогам 2008 года была признана корпорацией Microsoft лучшей в России.

Поэтому после реструктуризации у нас есть уверенность в перспективности этого бизнеса, и мы с большим оптимизмом смотрим в завтрашний день.

– То есть в этом проекте вы сейчас в позиции «низкого старта»?

– Нет, почему. Он продолжает зарабатывать деньги, но не в том объеме, который был до кризиса. Но мы будем сейчас занимать новые ниши как организаторы финансирования, мы уже начали идти в них, но разговор об этом вести пока рано.

– А система взаимоотношений банков и брокеров в результате кризиса изменилась, по вашим ощущениям?

– Изменилась система взаимоотношения между клиентом и банком. А брокер тут – посредник; он выполняет те задачи, которые ставит ему с одной стороны клиент, с другой стороны – банк. Сказать, что сегодня банк и клиент идут навстречу друг к другу, – это утопия. На сегодня, мне кажется, совершенно обратное направление: они друг от друга расходятся. Ипотека – самый классический пример такого расхождения. Сегодня по ней резкоувеличился первоначальный взнос, вплоть до 40% от стоимости квартиры, требуются «белые доходы». Ну, какое уж тут сближение?

– Вы хотите сказать, что ипотечные программы с 10-20-процентным первоначальным взносом – это просто для вида?

– Они только что начали возрождаться. Полтора года их не было вообще. Да, конечно, рано или поздно рынок ипотеки опять пойдет на подъем. Поэтому мы и реструктуризируемся, мы к этому готовы.

– А насколько брокеры видят себя в процессах «вторичного кредитования»? Я имею в виду, что после кризиса многие люди отправятся за кредитами «по второму заходу». И если в первом заходе брокер был нужен хотя бы просто для того, чтобы помочь с выбором банка, то во втором этот выбор предопределен. Например, я брал в 2005-2009 годах двенадцать кредитов. Были сложности, были задержки платежей, но, в конечном счете, все кредиты погашены. Часть из этих банков во втором кредите откажут мне, памятуя о моих просрочках. А части банков уже откажу я. Потому что они мне теперь не нужны, я из двенадцати запомнил тот банк, который себя со мной «хорошо вел», был терпелив, и я остался его клиентом…

– Это и есть действительно клиентоориентированный банк. И тут заслуга менеджеров этого банка. А у них такой посыл идет от владельцев.

– То есть, думаете, что все-таки изначальный посыл идет сверху?

– Только так. От владельцев. От того, чего они на самом деле хотели, затевая банковский ритейл, – быстро снять сливки с рынка или придти всерьез и надолго. Исходя из этого, каждый банк устанавливает свои ценности во взаимоотношениях с клиентом. Корпоративные ценности сами по себе не бывают, они зависят от желаний собственника бизнеса.

– ОК, но все же какое место тут у брокера? Например, прихожу я в «Фосборн Хоум» и говорю: у меня было 12 кредитов, теперь эти шесть банков не хотят иметь дело со мной, а с этими пятью не хочу иметь дело я. Найдите мне кредит. И?..

– И «Фосборн Хоум» возьмется, будет с вами работать. Другой вопрос в том, что если раньше для получения одного одобрения нужно было 5 обращений в банк, то теперь потребуется 20 обращений. Это увеличивает трудозатраты и бизнес брокера становится менее прибыльным. Это – первое, что изменилось. Второе – на пике роста в 2007 году и в начале 2008 года многие банки начали переходить на цивилизованные взаимоотношение с брокером. В результате брокеры перестали брать деньги с клиента, банки давали комиссию брокерам за привлеченных клиентов. Сегодня это опять утопическая история и все надо начинать с начала.

– Не так много брокеров, кстати, сегодня уцелело…

– Много «черных брокеров» осталось. А из «белых» – те, которые успели власть на ноги, завоевать имя. Да, таких можно пересчитать по пальцам практически.

– Вот один из таких брокеров, генеральный директор КФК Александр Гребенко недавно радикально заявил, что брокерский рынок неизбежно оживет и рынок брокериджа будет составлять чуть ли не 10 млрд. долларов в год. Как вы считаете, это реально или это просто, что называется, для поднятия настроения?

– Почему же нет? В 2008 году «Фосборн Хоум» организовал финансирование на сумму около 300 миллионов долларов. Наш заработок варьировался от месяца к месяцу, но он в среднем составлял 1,5 млн. долларов каждый месяц, Да, сейчас мы зарабатываем 200 тысяч долларов в месяц, я совершенно открыто называю эти цифры – вот вам сравнение падения рынка кредитного брокериджа. Но при этом ясно, что брокеридж скорее жив, чем мертв. В случае подъема и оживления рынка количество посредников и их обороты возрастут.

– Несколько лет назад я обращался в качестве клиента в несколько брокерских компаний – тот же «Фосборн», «Кредитмарт» и другие. Все говорили: соберите то-то, принесите то-то… Ни один брокер в России по большом счету не способен был выполнить функцию агента клиента. Брокеры напоминали таксиста, который говорит: вот, возьми ключ зажигания и сам себя довези…

– И да, и нет. Ваш пример не показательный. Вот когда большинство клиентов будет требовать от брокера именно агентских услуг, это заставит брокеров бегать, обзавестись курьерской службой, самим стоять в очередях, самим приносить справки и т.п. Но о запросе рынка на такою форму работы можно говоришь лишь тогда, когда среди клиентов количество представителей среднего класса будет превалировать.

– Коль скоро мы заговорили о брокерах. В свое время много раз поднимался вопрос регулирования брокерской деятельности. Были вариант – лицензирование, саморегулирование, сертифицирование…

– Мой подход что для брокериджа, что для коллекшна таков. Лицензирование нужно и нужны требования к минимальному уставному капиталу брокерских и коллекторских компаний, чтобы не было подплечных игр, подстольных комиссий, чтобы клиент был уверен, что все делается цивилизованно и открыто. Поэтому я твердо стою и за лицензирование и за регулирование и за минимальный размер капитала, которым должна обладать брокерская или коллекторская организация.

– До кризиса поговаривали, что коллекторские агентства часто используются не столь для взыскания долгов, сколь для «слива» плохих активов, для очистки отчетности перед ЦБ…

– Я слышал такое толкование. Но ведь для этого не нужно быть коллекторским агентством, можно на дочку, внучку, Жучку активы перевести и очистить свой баланс. Надеюсь, что коллекторские агентства создаются не для этого. Я не могу говорить за всех, я могу говорить только про компанию «Секвойя». Наша компания – полностью аудированная, прозрачная.

– А в принципе насколько банки сегодня заинтересованы темой очистки балансов от «плохих» долгов» через коллекшн? И считаете ли вы в связи с этим, что коллекторские агентства должны быть независимыми от банков?

– Внутрибанковские службы управления плохими долгами и службы безопасности, которыми зачастую подменяется коллекторская деятельность, не могут расширяться до невозможности. Например, в компании «Секвойя» сегодня работает 800 человек, представить ее в рамках какого-то одного банка практически невозможно. В то же самое время я считаю, что должно быть очень здоровое сочетание между собственным взысканием долгов, которые делают банки, и той частью плохих долгов, который передают на аутсорсинг.

– Смысл? Конкуренция?

– Нет, не конкуренция. Вопрос в стоимости и отдаче от этой работы. Со «свежими» долгами банки должны работать сами, а вот после 30 дней или 90 дней просрочки намного эффективней передавать этот вопрос на аутсорсинг. Практика последних лет показала это достаточно выпукло.

– У вас как у финансиста претензии к властям, законодателям есть?

– Нет. Есть правила игры, в рамках этих правил надо играть и сказать, что они на сегодняшний день не устраивают, я не могу. Меня они устраивают полностью, главное, что они есть.

– Бывает ведь, не то чтобы не устраивают, а их просто не хватает. Вот как в случае с коллекторским бизнесом.

– С коллекторским бизнесом – вопрос поставлен. Будет подготовлен законопроект, будем его обсуждать.

– А противоречий тут нет? Насколько я помню, коллекторских ассоциаций в России две.

– Их и сейчас две. Ассоциаций может быть столько хотите в одном секторе. Если брать банковское сообщество, то есть АРБ и есть АРБР. Идет разговор об их объединении, но, по-моему, это очень сложно. Сегодня сложилась очень интересная конфигурация. АРБ поддерживает крупные банки и живет их интересами, а сила АРБР в том, что там сосредоточены средние и малые банки, которые должны чувствовать заинтересованность государства. Так что пока, на мой взгляд, более эффективно существование двух ассоциаций.

Ассоциацию, которую я возглавляю, создали три ведущих коллекторских агентства страны, на долю которых приходится 80% рынка.

– Как сказался кризис на рынке коллекшна? Понятно, что, с одной стороны, это как грибной дождь…

– Я говорю всегда, что это мнение обывателя.

– Почему?

– Потому что кризис затронул платежеспособность населения. Она резко уменьшиласьв связи с потерей работы и другими сложностями. По опыту «Секвойи» могу сказать, что на 30% уменьшилась величина собираемого чека.

А объем работы увеличился. Впрочем, конечно, коллекторский бизнес остается прибыльным. Например, результаты, полученные компанией «Секвойя» за прошлый год, для акционеров оказались приемлемыми, и мы глубоко удовлетворены тем, как развивается компания.

– За счет чего развивается?

– За счет роста объемов и за счет того, что банки, наконец, таки стали понимать, что им выгодно работать с крупными игроками коллекшна.

– А цунами «плохих долгов» не мешает работе? Я разговаривал летом с заместителем директора «Секвойи» Алексеем Козыревым, и он тогда обратил внимание на такой момент: вокруг каждого должника сегодня собирается по несколько кредиторов или представителей кредиторов, и каждый старается первым вырвать свой долг, иногда мешая друг другу. Плюс еще в процедурах банкротства интересы кредиторов часто страдают.

– Стараемся работать в согласовании с другими кредиторами и коллекторами. Что касается кредиторов в процедурах банкротства… Издавна известно, что каждый пытается не соблюсти свою очередь и залезть вперед. Это рабочий момент…

– Вообще, как на ваш взгляд, может решиться проблема «плохих долгов»? Есть крайние версии – от необходимости создания «министерства по долгам» или банка плохих активов и до «рассосется само»…

– Само не «рассосется» – это точно. С проблемой надо работать. Но угрозы, что темпы роста просрочки дойдут до апокалипсического уровня, думаю, нет. Размер просрочки все же находится в пределах допустимости.

– То есть попытки найти государственное архирешение проблемы…

– Не нужны абсолютно, зарегулированность только мешает.

– Вы год назад ушли из «Хоум Кредита». Не возникает соблазна опять пойти в банк топ-менеджером? Или вы взяли паузу?

– Все зависит от интереса. На сегодня я председатель совета директоров пяти крупных проектов. Все они в той или иной степени требуют моего присутствия, в наименьшей степени – «Секвойя», в наибольшей – старт-аповский проект «Финотдел». Они все мне очень интересны. Но… никогда не говори никогда. Мне точно также всегда интересно работать с интересными людьми, и интересен масштаб задач.

– То есть ваш возврат в банковский рынок вполне реален?

– Почему нет? Я не уходил далеко…

– Безусловно, но не наступает такой момент как усталость? Когда в 1998 году разразился кризис, большинство начинали с нуля, просто потому что им нечего было кушать. А последний кризис был не столь смертелен для бизнесов, кушать есть чего, но многие просто устали…

– Да, такое бывает. Но у меня нет ни психологической, ни физической усталости. Быть пассивным совладельцем или инвестором – это не для меня. Я привык 24 часа в сутки быть в деле. Хотя понимаю и тех людей, которым захотелось побыть «пенсионерами». У каждого есть собственное право на самоопределение. Я уважаю точку зрения любого. Но мне – интересно работать, созидать, создавать, выводить что-то новое.

– Сколько за свою жизнь вы затевали новых проектов?

– Первый мой проект был еще в 1987 году, когда я создавал школу бизнеса. До Альфа-групп я никогда не работал по найму, было несколько проектов, какие-то удачные, какие-то – нет. Потом, наоборот, я работал только на «Альфу» и в это время у меня не было побочных бизнесов. Находясь внутри «Альфы», я 24 часа думал об интересах «Альфы». И никогда не занимался выстраиванием побочных собственных бизнесов. Я начал заниматься собственными бизнес-проектами только когда завершил работу в больших структурах.

– Вы были едва ли не первым финансистом, который сделал ставку на околобанковские сервисы – коллекторство, брокеридж.Каковы ощущения первопроходца?

– Я бы не назвал их околобанковскими, я бы назвал цивилизованным словом «финансовые сервисы». Сервис вообще по определению не может существовать автономно, он всегда «около». Эта сфера услуг, которую не любимый нынче Карл Маркс называл четвертым видом материального производства. Любая сфера услуг возникает в «зазоре» между материальным производством и конечным потребителем. Если получается разрыв в отношениях между финансовой структурой банков, страховой компании, инвестиционным бутиком, с одной стороны, и потребителем этих услуг, с другой, всегда есть возможность для встраивания того структурного подразделения, которое может взять на себя решение этих вопросов. Так было в случае с «Секвойей», так было в случае с «Фосборн Хоумом», так происходит и с нашими новыми проектами.

Что касается ощущений… Заблуждаются все те, кто считает, что это – очень легкие задачи. И прав был Михаил Фридман, который мне как-то сказал: чтобы построить успешный операционный бизнес, нужно по меньшей мере десять лет. Вот «Секвойе» уже пять лет, «Фосборн Хоуму» – четыре; и мы все время находимся в состоянии развития. Сказать, что Рубикон преодолен, было бы опрометчиво.

– У вас не возникло ощущения, что после кризиса изменились возрастнеы приоритеты. Последние лет пять финансовый рынок был рынком молодых, они хорошо шли на подъеме, но вот разразилась буря и оказалось, что молодые хуже «держат удар»?

– Эта проблема есть, к сожалению. Но она, наверное, все-таки связана не с возрастом. Скорее с историческим наследием. Вспоминается русская поговорка: за одного битого двух небитых дают. Еще есть такой момент. Есть люди, которые готовы держаться плечом к плечу, а есть не способные к этому. Вот в кризис чувство плеча становится важнее профессиональной подготовки и уровня образования.

– Полтора года назад мы с вами делали интервью для журнала «Карьера» и говорили о «национальном акценте» банкинга. Вы сказали, что в России его нет. На Западе тем не менее известный пример есть – империя Ротшильдов…

– Я вам повторю, что ничего подобного в российской банковской системе не было и нет.

– Сейчас я о другом. Есть такой неофициальный документ – катехизис Ротшильдов, некий свод принципов деятельности финансиста. Там есть позиции весьма откровенные. Например, «война приносит деньги». Где компромисс, на ваш взгляд, в бизнесе между гонкой за прибылью и социальными задачами?

– Знаете, я объездил всю страну от Сахалина до Калининграда еще в те времена, когда работал в Альфе. Каждое создание любого филиала любого банковского учреждения, будь то Альфа, бета, гамма, приносит региону решение социальных вопросов. Ведь смотрите, каждый филиал – это от 10 до 100 работников, умножьте это на количество членов, – это уже 400 человек имеют стабильный доход и уверенность в завтрашнем дне. Разве это не решение социальной задачи? Они платят налоги, в том числе и в фонды, ориентированные на решение социальных задач, – на образование, на медицину, на оплату труда учителей, коммунальных служб и т.д. Это социальные задачи? Но что они делаю в то же самое время? В то же самое время они приносят прибавочную стоимость, поэтому эти две задачи между собой взаимосвязаны. Я не вижу противоречий между прибылью и социальностью. Чаще всего успешными и прибыльными бывают те проекты, которые учитывают не только элементарный меркантильный интересов своих акционеров, но и социальные потребности общества. Время волков-капиталистов прошло, асоциальный бизнес на долгой дистанции будет попросту не успешен. И мы с вами на финансовом рынке России отлично видим такие примеры…

– Традиционный вопрос нашей рубрики – ваши личные «взаимоотношение» с деньгами. Все эти «страшилки» о смерти доллара и инфаркте евро на вас как-то влияли?

– Нет. Я всегда считал, что доллар будет основной мировой валютой. А что касается проблем с евро – думаю, это временное явление. Хотя еще раз подчеркиваю: я никогда не считал себя макроэкономистом, поэтому мои суждения на этот счет считать профессиональными ни в коем случае нельзя.

Что касается моих денег… Я уверен в своих проектах и уверен в их развитии, поэтому ими и занимаюсь и в них вкладываю свои деньги.

– Вы чем живете вне работы? Ну, конечно, с поправкой на ваши слова о 24 часах…

– У меня разные интересы. Поездки. Тут я консервативен – в основном европейские страны. Есть коллекция фигурок людей из папье-маше и других материалов. Ей уже двенадцать лет и темы у нее две – Дикий Запад и море. Коллекция пополняется со всех концов света. Но не могу сказать, что я фанат собирательства, это скорее просто отдых.

– А другие?

– Книги, например. Я соблюдаю правило – ни дня без строчки. Современную литературу люблю.

– Она вас не пугает?

– Нет, мне интересно. Если пугает что-то, то я сразу книгу оставляю и что-то другое беру читать.

– Выбор сегодняшней литературы ограничен. Если, конечно, не считать конфетные обертки дамских детективов и плохого фэнтези. Вы где берете?

– Мне регулярно помогает с подбором книг мой друг Владимир Григорьев, к профессиональному мнению которого я прислушиваюсь.

– У вас хватает время на кино?

– Большей частью – дома. Но пару раз в месяц мы с женой ходим в кинотеатр.

– Вы вообще правильный образ жизни ведете?

– Стараюсь. Но без фанатизма.

– То есть вы не считаете, что человек – это машина для работы?

– Нет. Нельзя брать белое и черное. Везде и всегда есть многогранность. И ценность как раз в многообразии красок в любом человеке. Хотя в принципе я сам, наверное, классический трудоголик. Встаю в шесть утра каждый день, когда – в спортзал, когда – в Интернет. Ложусь в час-два ночи.

- Вы сказали, что Ротшильдов в России нет. А что дальше? Будут в России банкирские династии?

- Ничего плохого в том, что успешные банки будут династическими, не вижу. Все зависит от того, будут ли успешные российские банки проданы «западникам». Будут ли дети сегодняшних банкиров, которые, несомненно, получат лучшее образование, чем родители, также настроены на продолжение дела родителей. Вот мой сын уже второй год подряд участвует в уникальном мероприятии, о котором большинство и не слышало, – чемпионате мира по компьютерным играм. Делится со мной собственными идеями по созданию новинок в Интернете. В этом году ему скоро 18, и я выделю ему средства на его проекты. А дочь работает в крупной PR и рекламной компании и сильно увлечена этим.

- Для вас необязательно, чтобы они унаследовали ваше дело?

- Для меня обязательно одно: чтобы они занимались тем, к чему у них душа лежит. И ощущали удовольствие от жизни.