Надо ли рушить Карфаген?

Сбербанк многих раздражает своим монопольным существованием на рынке. Этакий неподвластный никому банковский Левиафан, получающий прибыль порядка триллиона рублей даже в пандемию. По итогам 2020 года чистая прибыль Сбербанка по российским стандартам отчетности составила 781,6 млрд. руб. и чуть не дотянула до обещанного им триллиона рублей.

Недовольны этой ситуацией, прежде всего, банки и их главный регулятор – Центробанк, который, тем не менее, не сидит сложа руки и, как умеет, борется с монополией Левиафана – все новые инфраструктурные проекты ЦБ, включая сервис быстрых платежей (СБП) и его маркетплейс, очевидно, служат артподготовкой для будущих серьезных атак на непослушный Сбер.

Карфаген должен быть разрушен. Сбер к этому готовится и спешно занимает сопредельные территории: банк вышел за грани предоставления чисто финансовых услуг и создает свою «экосистему». За этим модным словом скрыт набор мало связанных между собой бизнесов, но имеющих одного владельца – Сбербанк. Сверхдоходы экосистемы появляются не из-за лучшей организации труда в компаниях-сателлитах, или же как-то обусловлены возникновением особой и полагающейся для всех экосистем синергии. Дело исключительно в монопольном положении Сбера на рынке, а против лома нет приёма. Вся шаткая конструкция экосистемы построена исключительно на доходах банка – убери банк, и экосистема рухнет.

С доморощенной монополией Сбера пока никто не борется. Видимо, не достаточно крупна. Есть, конечно, в мире примеры монополий покрупнее – это известные всем Google, Amazon, Facebook, Apple. Что с ними?

В прошлом году конгресс США рассмотрел активность и убедился, что все они как один нарушают антимонопольные законы. Помогло ли это открытие более мелким игрокам? Вряд ли. Но капля камень точит, и процесс пошел, а всё то, что произошло с GAFA, в будущем очевидно произойдет со Сбером – его ждёт такое разбирательство, но уже от наших парламентариев.

Тем не менее, происходящее сегодня со Сбером, порой, выглядит вполне благопристойно – смотря как на все смотреть. Немного есть российских компаний, которые и доходы показывают, и успешно котируются своими акциями на Лондонской бирже. Да ещё и наглядно иллюстрируют успехи в развитии цифровой экономики беспилотными автомобилями и прочими модными штучками. Сбер в этом, надо сказать, преуспевает.

Но что здесь важно? Хотелось бы, чтобы происходящее больше отражалось на всех нас, гражданах.

Число претензий к банку уменьшится, а недовольным гражданам Сбер начнет нравиться больше, если, например, из его акционерного капитала исчезнут 45% долей иностранных инвесторов – тех самых, которые получают свою весомую часть от заработанного Сбером триллиона рублей – в виде дивидендов. Ведь заработал эти деньги Сбер в России , поэтому и честнее, да и не так обидно будет, если прибыль и доходы Сбера, полученные с использованием его монопольного положения на российском рынке , все же останутся на родине.

Ну, и самое важное, как говорил известный персонаж, в конце.

Сбербанк сегодня уже призван создавать национальную технологическую инфраструктуру, не имеющую никакого отношения к банковской. Правильно ли это? Не уверен. Кто владеет инфраструктурой, тот владеет всей экономикой страны. Когда владелец инфраструктуры государство, то с этим можно смириться, но когда владелец – это опять Сбер с его иностранными пайщиками, то это – катастрофа для всех остальных игроков, и, возможно, даже для страны.

Инфраструктуру обязано строить государство, для этого у нас есть куча чиновников. Но что с этой задачей? Выходит, она провалена? Почему коммерческий банк заполняет пустоту? Нам есть о чем задуматься.